Индийская кухня по-нашему

Как известно, в любое путешествие человек берёт, прежде всего, самого себя. Свои привычки, интересы, наконец, свои кулинарные комплексы.
Последнее часто ведет к непредсказуемым последствиям.



...Я не знаю, как точно называлась должность моего отца.

Для окружающих аборигенов он был "советским специалистом". В детстве наша семья в папиных командировках объездила половину мира. Худшую половину, подчеркивала мама, когда сорилась с папой. И "волшебную", когда, вернувшись на Родину, она рассказывала о поездках гостям и знакомым.

Под определение "волшебная", несомненно, подходила Индия, где мы прожили несколько удивительных лет.




По приезду к месту папиной работы – громадному индийскому комбинату, – мои родители немедленно присоединились к небольшой советской колонии. Язык, безопасность и полная наивная неосведомленность во всем, что происходило в 2-х шагах от наших домов, сплачивала коллектив намертво, делая колонию самодостаточной и добровольно невыездной за забор.

Мы быстро подружились с двумя неразлучными приятелями – двумя Степанами. Оба отправились в Азию из одного украинского города. Оба вымахали под метр девяносто. Оба оформились на полгода, поэтому не могли взять с собой семьи и жили в одном доме, деля бытовые заботы поровну.

На этом их сходство заканчивалось.

Степан Первый родился легким на подъем, веселым парнем. Руками он умел делать все. Он прекрасно пел, балагурил. Он мог бы заставить рассмеяться и мусорное ведро. А еще он великолепно готовил.

Степан Второй, словно из детской сказки про тень, был полной противоположностью Первому. Говорил он редко. Все фильмы, от слезной местной мелодрамы, до сумасшедшей французской комедии, воспринимал с одинаковым выражением лица. Он смотрел на экран с Бриджит Бардо, будто это дырка в заборе, и он прикидывал, сколько досок нужно на ремонт. Классический украинский флегматизм.

Но Степан Второй получил от Бога невероятную какую-то доброту. В его присутствии проходила зубная боль, утихали ссоры и споры, а мир вокруг казался спокойным и теплым. Доброта его (как и он сам) была молчалива, она не требовала благодарности, и от этого становилась еще желанней. На коленях Степана Второго всегда мостилась местная пацанва всевозможных рас и оттенков. Детвора в округе считала эти громадные колени лучшим местом в Индии.

Степан Первый подсмеивался над Вторым, в частности, над полным неумением того сотворить на кухне хотя бы элементарную яичницу и шутливо грозился уволиться из кулинаров – что для Степана Второго обернулось бы настоящей голодовкой...

* * *

Однажды ночью мы услышали отчаянный стук в окно. Расплющенное о стекло до белесого мертвецкого оттенка лицо Степана Второго, издавало странные звуки, обращенные к моей матери:

– Марыно, Марыно, воно лизе й лизэ, поможи, я тэбэ благаю (оно лезет и лезет, помоги, я тебя прошу)!

Мама потом рассказывала, от этого сдавленного голоса она за секунду вспомнила названия всех страшных животных, начиная с мамонтов. Она подумала, что дом Степанов подвергся атаке сборного отряда тигров и кобр, поддержанной азиатскими головорезами.




Папа вообще не думал. Он, как настоящий советский человек, бросился спасать товарища. Правда, вместо того чтобы открыть окно, он начал втягивать Степана за пятую точку через форточку, размером с футляр для бритвы.

Как бы там ни было, Степан Второй очутился по нашу сторону мироздания. Из его коротких междометий мы поняли, дело не в тиграх – но мои родители, особенно мама, должны немедленно отправиться к нему домой.

Причина паники расшифровалось немедленно за порогом пострадавшего дома. Она оказалась простой и знакомой – макароны!..




Степан Первый накануне уехал в командировку в другой город, и по этому случаю Степан Второй решил научится готовить, пока он один и никто не будет смеяться над его неловкостью.

Он отправился на базар в поисках знакомых продуктов, типа пшенной каши, ибо местная картошка не отличалась приятным вкусом… Кто хоть раз увидит восточный базар, не забудет его до самой смерти. Бесконечный, бесформенный, запутанный, грубо обнаженный, выставив внутренности напоказ, он превращает человека в точку.

Через пару прилавков Степан искал уже не кашу, а выход. Его английский состоял из "сенкью" и "хау мачь", что здорово осложняло путь к свободе. Домой он вернулся поздним вечером.




На беду, на базаре он успел купить жестяной цилиндр – упаковку макарон. Хоть что-то родное.

Цилиндр габаритами напоминал снаряд главного калибра английского крейсера. Там было килограмма три макарон. Степан высыпал весь цилиндр в 3-х литровую кастрюлю, плюхнул туда же томатную пасту и стал ждать усвоенный на Родине срок – 12 минут.




Индийские макароны, в отличие от советских, варились гораздо быстрее. И уже через миг, грозно вздыбив крышку кастрюли, полезли на волю. Для такого количества макарон требовалась не бытовая кастрюлька, а батальонная полевая кухня.

Следующие страшные мгновения своей жизни огромный украинец посвятил неравной борьбе с макаронной лавой. Она неотвратимо извергалась из-под крышки, грозя поглотить планету. Степан отчаянно рассовывал горячее тесто во всевозможную тару. Он использовал даже картонку от ботинок.

Но макароны лезли и лезли.

Они лезли и после того, как несчастный кулинар догадался выключить кастрюльку. Положение осложняла липкая томатная паста, ехавшая на спине у макарон…

Наутро советская колония в полном составе пришла оттирать кухню Степанов от следов макаронного извержения. А сам виновник, нервно вздрагивая, молча сидел в стороне и крепко сжимал жестянку, в которой были макароны. Словно боялся, что там еще остался макаронный заряд.