Говорю, говорю...

Говорю, говорю... Словно старые карты в руках неумело тасую.
Словно кто-то глядит на меня - и не видит, а видит цыганку босую,
Видит нищенку, ведьму, плясунью, суёт торопливо измятый полтинник.
"Не гадай мне! - кричит. - Вот, возьми! За молчанье гадалкам еще не платили.
Не гадай мне! - кричит. - Я и так заигрался, запутался, сбился со счета...
Сколько лет я брожу по расхристанным этим дворам и проулкам мощеным?
Сколько лиц я сменил? Сколько женщин в плечо мне дышали теплом, засыпая?
Что ты знаешь об этом, дуреха, актерка, провидица полуслепая?"
Ничего я не знаю. Не мне обижаться, не мне же обид сторониться,
Я ведь тоже гляжу на него - и не вижу, а вижу пустые страницы,
Вижу ластиком стертую жизнь - до истрепанных дырок в дешевой тетради,
И оттуда опять же сквозит пустотою. И нечем неловкость загладить.
Искаженная явь разъедает глаза. Не прошу, не пляшу, не гадаю -
Изо всех своих маленьких сил я его навсегда покидаю.
Он стоит посреди ничего, угловат, как сутулая, страшная птица...
Но и это простится.