Будь счастлива, Аноргуль...

Люди делят жизнь на три периода. Прошлое, настоящее, будущее... Иногда каким - то чудным образом прошлое врывается в настоящее. Казалось бы - давным давно забытое, похороненное под тяжёлыми плитами времени - вдруг вырывается из-под своей плиты. Как в фильмах- триллерах, где из старых могил с покосившимися крестами и надтреснутыми плитами лезут на поверхность полуистлевшие мертвецы...

Звонок раздался около часа ночи местного времени. Бросив взгляд на светящийся мобильник, увидела длинный номер с плюсом.
- Межгород бьётся... - мелькнула мысль.

Ответить - не ответить? Время-то не раннее... Вполне нормально, если человек в это время спит...

Телефон обиженно пискнул в последний раз и смолк. но спустя минуту снова разразился назойливой восточной мелодией.

- Эээ, чёрт! Мёртвого поднимут, блин! - раздражённо буркнула я и схватила визжащую "трубу".

- Алло..

_ Ленка, ты?? - раздался из трубы радостный голос старого друга Сашки.

- Нет, блин. Автоответчик! - вызверилась я.

Время сколько, видел? Или у тебя часов нет? Подарить что - ли?

- Ладно тебе кричать-то - сбавил обороты Сашка и как-то виновато шмыгнул носом.

- Ну, рассказывай, коли уж не спится тебе. - уже более миролюбиво, велела я, щёлкая зажигалкой и выпуская струйку голубого дыма.

_Я вся внимание.

- Слушай, Лёньк... У меня дело к тебе.

- Ну, знамо дело! А как же без дела? - съехидничала я.
Разве ж кто позвонит без дела? Раз вспомнили - значит надо что-то. Как же иначе? Се-ля-ви. - веселилась я.

_ Ну, давай уже выкладывай без приседаний и реверансов, чего надо то?

- Ребята знакомые у меня тут... - завёл Сашка.

_ Едут отдыхать, и за ними надо присмотреть, обеспечить комфорт, уют и всяку заботу. - радостно закончила я.

- Ага, ты как всегда всё поняла правильно. - подтвердил Сашка.

Ну и когда ждать твоих "ребят"? - осведомилась я, листая ежедневник.

Так они это... Послезавтра вылетают...

- Спасибо хоть не сегодня. - сердито буркнула я.

- Ладно, договорились...

- Фамилии, имена?

- Ходжаевы... Равшан и Аноргуль.

.

В аэропорту вечное движение и суета. Люди перемещаются туда и сюда, катят чемоданы на колёсиках, тащат сумки и рюкзаки. Приезжают, уезжают, провожают и встречают... Гнусавым голосом бубнит в микрофон женский голос. Всё как всегда.

Я подошла к табло и с облегчением обнаружила, что самолёт уже приземлился. Это значит, что ждать осталось не долго.

Показались первые пассажиры с Ташкентского рейса. Две толстые тётки в атласных платьях и платках, с огромными чемоданами на колёсиках. Вскоре к ним присоединились три молодухи и они оживлённо о чём - то заговорили. Толстая одышливая тётка нахмурив накрашенные усьмой брови что-то сердито говорила молодухам.

Одна из молодых отделилась от группы и нерешительно потоптавшись направилась к стойке справочного.

Толстая тётка в платке, своим поведением напомнившая мне разбойницу из какого-то фильма, порывшись в сумке извлекла мобильник, потыкала в кнопки и заговорила с кем - то по-узбекски.

- Салам алейкум, Алишер-ака! Рано-апа говорит. Да-да. Мы в аэропорту. Почему никто не встретил. Девочки со мной. Да-да. Как так?

Дальше тётка стала говорить громко и совсем непечатно. Я усмехнулась " Довёл бабу Алишер-ака. "

Девушки присели на сумки и достав косметички стали наводить марафет.
- Молодые, а вид потрёпанный. С претензией на элегантность. Остроносые шлёпки на каблуках, на губах коричневая помада и губы обведены чёрным...
И разговаривают как-то грубовато, как вороны каркают.


Неожиданно приятный женский голос спросил : " Простите, вы - Лайван? "

- А мы от Александра. Я узнала вас сразу! Александр показывал нам фотографии.

- А вы - Аноргуль? - спросила я, ошарашенно глядя на девушку.

Она была настоящей красавицей из восточной сказки. Тёмные, блестящие волосы заплетены в две толстые косы, перекинутые на высокую грудь, обтянутую светло- зелёной футболочкой.

На улыбающемся лице сияют необыкновенные глаза - цвета тёмного мёда, и румянец на щеках, настоящий, а не нанесённый кисточкой. На лице ни грамма косметики, а девушка выглядит настоящей красавицей. Чёрные пушистые ресницы, брови разлетающиеся к вискам, как будто нарисованные. Сочные губы улыбаются, обнажая белые, как жемчуг, ровные зубы.
А на голове красавицы - вышитая тюбетейка.

- Такая редкость в наше время... - мелькнула мысль. Как мышь - мелькнула и исчезла.

На щеке девушки, в верхней её части я увидела небольшое родимое пятнышко. Приметное такое, раздвоенное сверху, как сердечко. А в нижней части закруглённое, отчего оно становилось похоже не на сердечко, а на рисунок губ, только размером маленьких. Не может быть... подумала я, и ошарашенно тряхнув головой предложила девушке пройти в машину. Уже по дороге на парковку, она представила мне своего спутника, который всё время, пока я таращила глаза - стоял неподалёку.

Невысокого роста, плотный, чем-то похожий на узбекского певца Шахзода, парень.

_ Ой, а можно я вперёд сяду? - с детским восторгом попросила девушка.

Я посмотрела на её спутника и пожала плечами. А он широко улыбнувшись пробасил :

- Садись уж, джаным. Тебе камеру достать? И обращаясь ко мне с улыбкой сказал :

- Аноре нравится снимать всё подряд.

Я улыбнулась в ответ и сосредоточила взгляд на дороге.

Когда ты за рулём, у тебя есть возможность подумать о своём, не отвлекаясь на реплики пассажиров.

Иногда молчание нарушалось восторженными репликами Аноры.

_ Ой, смотрите, что это?! А вон там? Храмы? Их здесь так много? А можно будет посмотреть поближе?

_ Конечно можно - ответила я, не отрывая взгляда от дороги.

Наконец, преодолев все пробки, который в это время суток - обычное дело в городе, мы доехали до отеля.

Заселив клиентов в отель, я рассчитывала выпить кофе в кафе, расположенном напротив отеля и поразмыслить над происходящим, но мои планы были нарушены предложением Аноры.

На моё пожелание приятного отдыха и предложение встретиться через пару часов, что бы обсудить план на время их нахождения в городе, девушка замотала головой и настойчиво предложила выпить чаю с дороги у них в номере, при этом бросая выразительные взгляды на мужа и касаясь его руки, словно привлекая его в союзники.

Невозможно было отказаться, глядя в эти искрящиеся глаза. А муж глядя на неё, как отец смотрит на любимого, расшалившегося ребёнка попросил :

- Оставайтесь выпить чаю. А потом, если у вас дела - поедете. И улыбаясь добавил :
- Вы же знаете, что у нас в Узбекистане гостя нельзя отпустить не выпив с ним пиалу чая.

- Так по-хорошему-то гости это вы. - со смехом возразила я.

- Мы - гости страны. А вы - гость у нас здесь, в нашем временном пристанище. - парировала Анора смеясь.

После недолгих препирательств мы окунулись в прохладу номера.

Мои клиенты оказались замечательными и общительными ребятами. Из той, любимой мной категории неугомонных и как-то по-детски любознательных туристов, которым хочется в самый короткий срок больше увидеть, всё попробовать, пощупать, прочувствовать, окунуться в атмосферу...


Распаковав сумку Равшан извлёк множество пакетов и кульков, из которых, как по мановению волшебной палочки на столе возникли и солёные урюковые косточки, и крупный чёрный изюм, янтарная курага и румяные, узорчатые лепёшки.

Судя по уверенным действиям и хорошему английскому - парень не в первый раз за пределами родной страны... - подумала я, глядя, как Равшан с минуту задержав взгляд на номера телефонов под стеклом, звонит в отелевский кафе-шоп и просит принести чайник и чашки.

Мы уселись за импровизированный дастархан и Равшан разлил по чашкам ароматный чай.

- Чай надо пить из пиалы... но за неимением... - развёл руками он.

Мы пили ароматный чай с наватом и тахинной халвой. Анора достала два небольших альбома.
- А хотите посмотреть, какой стал Ташкент? Александр говорил, что вы давно там не были. - улыбаясь предложила девушка.

- С удовольствием - ответила я, не переставая скрыто рассматривать её.

- Знаете... У меня такое впечатление, будто я видела вас где-то... Хотя этого скорей всего не может быть...

- Как знать... Иногда случайно увиденное где-то в метро, или на рынке, лицо - запоминается надолго. Застревает в памяти... А ещё бывают просто похожие люди... - ответила я, не сводя глаз с лица девушки, с её странного, похожего на поцелуй маленьких губ, родимого пятнышка.

Мы уселись на диван и стали рассматривать фотографии. Да... город действительно сильно изменился... Места на фотографиях знакомые и в то же время совсем другие...

Мой взгляд зацепился за снимок вложенный между страницами альбома. Не вставленный в уголки, как другие фото, а просто вложенный. На чёрно-белом снимке узбекский двор с айваном, и за дастарханом семья.

- Ооо! Это очень старая фотография. - улыбаясь сказала Анора.
Это мои родители... в голосе девушки послышалась нежность.

- И я... здесь совсем маленькая. - сказала она с лёгким смешком.

Я смотрела на старую чёрно белую фотографию, где за дастарханом сидела семья... глава семьи, круглолицый мужчина в сдвинутой на затылок тюбетейке и женщина со строгим взглядом, держащая на руках маленького ребёнка в полосатом костюмчике и шапочке-колпачке. На пухлой детской щёчке виднелось пятнышко "поцелуйчик".

Я всматривалась в лицо женщины на фото и мысли унесли меня на четверть века назад, в прошлое...
***
На съёмной квартире я жила уже несколько месяцев. Всё было бы прекрасно. У меня было отдельное жильё, и работа почти рядом "с домом". Правда со стороны добрых и вездесущих соседей в мою сторону был какой-то повышенный и нездоровый интерес. Смотрели на меня эти представительницы местной интеллигенции, как они себя величали - как-то подозрительно и недобро. Как будто ожидали какого-то подвоха. Хотя жила я тихо, дома бывала нечасто, стараясь максимально забить свободное время работой.

В свободные дни ограничивалась походом на рынок и по ближайшим магазинам, вернувшись домой готовила себе какую нибудь немудрёную еду и погружалась в чтение книг, которых у хозяйки квартиры было предостаточно.

В один из таких походов на рынок я и познакомилась с Иркой. Ирка... Ирода... Я видела её и раньше, с балкона, когда курила высунувшись в окно. Одетая в неизменную тёмно-синюю, трикотажную юбку, изрядно поношенную и растянутую, отчего сзади юбка свисала хвостом, а спереди была вздёрнута до колен, вязаные носки и остроносые калоши - темноволосая девушка шла через двор, волоча за руку маленького ребёнка и сердито что-то выговаривая ему. Дополняла одежду девушки куртка, какого-то невообразимо-противного цвета. то-ли ржаво- горчичного, то-ли хаки с ржавчиной.


В тот памятный день мы столкнулись с девушкой в узком проходе, среди торговцев лепёшками, теснившихся у выхода с рынка. В толчее, образовавшейся в узком проходе девушка сердито тащила за капюшон курточки ребёнка, одной рукой придерживая набитые чем-то бумажные пакеты и ворчала :" Иди ж ты нормально, чёрт бы тебя забрал..."

Обращение к ребёнку меня покоробило, и мне захотелось её как следует стукнуть. Посмотрев вниз я увидела замурзанное личико с тёмными глазами - вишнями, обрамлёнными пушистыми чёрными ресницами. Глаза были печальные...
- Смотрит, как наши, детдомовские... - подумала я.
И раньше чем успела обдумать ситуацию - сказала

- Давай сюда пакеты... Нам все равно по пути. Ты же около "Книжки" живёшь?
Мы шли по влажному после ночного дождя тротуару. Молчание затянулось и мне было как-то неловко.

- Сколько лет твоему ребёнку? - спросила я, что бы разрушить это молчание.

- Дильке-то? Да три почти... - ответила девушка.

- А тебя как звать? А то живём в одном доме и не знакомы вроде как...

_ Иркой... Иродой... а соседи Иркой- шалавой зовут. - ответила она без малейшего смущения, с какой-то отчаянной злостью.

- Ты, как к дому подойдём - отдай мне пакеты. А то нехорошо, если нас вместе увидят.
- Кому нехорошо? - сердито поинтересовалась я.

- Ннуу... Мне -то уже всё равно... А тебе...
- А мне - тем более. Мне с ними детей не крестить. Я у них куска хлеба не прошу... - резко ответила я.

Во двор мы вошли под перекрёстным огнём неодобрительных взглядов местных блюстительниц порядка.
В спину полетело неодобрительное шипение :

- О, глянь - подружку нашла!
- Тебе в какой подъед? - поинтересовалась я.

В крайний... самый последний то есть - ответила моя новая знакомая.

- Да стой же ты спокойно! - гаркнула она на ребёнка, дёрнув его за капюшон курточки так, что ребёнок чуть на упал.
Вот же навязалась на мою голову, дрянь!

Я почувствовала нарастающее раздражение, волной поднимающееся откуда-то изнутри. Такое сильное, что аж дышать стало трудно.

- А к тебе можно? Ты же одна живёшь? - спросила вдруг Ирка.

Я как-то не ожидала такого поворота, и даже растерялась. Первой мыслью было отказать, сославшись на занятость и распрощаться тут же, у подъезда. Но что-то остановило меня тогда, стоило взглянуть в тёмные глаза-вишенки, поблёскивающие из-под съехавшего на бок от Иркиного дёргания, капюшончика.

- Валяй, пойдём!- сказала я.

Мы поднялись по лестнице и я открыла дверь. В прихожей Ирка глянула в мутноватое зеркало, висящее на стене и пригладила чёрные, и без того гладко зачёсаные волосы.

- Страшная стала... Морда пятнистая... Причёска... как у Гитлера...
Чего стоишь пнём? Куртку снимай! Упаришься, потом выйдешь и нате вам сопли снова!

- Да что ты орёшь на ребёнка всё время? - не выдержала я.

- А если не понимает по-другому эта ублюдина. Глянь-ка! Встала и смотрит коровой. Тху! Куртку снимай, сказала!

Я молча оттеснила в сторону мамашу и присела на корточки.
- Давай сюда куртку... - сказала я, расстёгивая замок-молнию. И ботинки тоже давай. Вот, так... - бубнила я стаскивая с девчушки ботиночки со сбитыми носами.

А теперь айда, руки мыть. Счас чай пить будем... Будем чай пить? - спросила я обращаясь к малышке.

- Будем... С сахаром. И с печеньями. У тебя есть печенья? - спросила малышка смешно сморщив нос-кнопку.

- Ммм... Печенья... печенья... Поищем... - забубнила я.
- Заткнись уже! печенья ей! Задница слипнется! Тебе всё бы сладости жрать! Придёшь домой - будешь суп трескать! - снова подала голос Ирка.

У меня в висках тревожно застучали молоточки...

- Ладно... буркнула я... Давайте чаю... раз уж пришли...

Ирка стянула свою отвратительную рыжую куртку и я увидела круглящийся, торчащий живот.
- Ты... Это... - захлопала глазами я.

- Ага... Беременная. А чего ты так вылупилась то - развеселилась Ирка.
- Да... Неожиданно как-то... Я и не заметила сразу... - смутилась я.

Не знаю, почему меня привело в такое замешательство Иркино состояние... то ли оттого, что она так явно и неприкрыто не любит детей, то ли ещё по каким неведомым мне причинам.

- Покурить есть у тебя? - спросила Ирка.

А... Это... Тебе не вредно? Можно разве курить, когда... ну...

Я чувствовала себя ужасно глупо. И никак не могла произнести слово, обозначающее Иркино состояние. А её это откровенно забавляло.

- Когда беременная что ли? - переспросила Ирка со смешком.
- А пофиг! Можно! Всё можно! И пить тоже можно! Всё равно рожать этого ублюдка я не собираюсь. -

Я удивлённо воззрилась на Ирку. Слова застряли где-то в горле шершавым комом.

- Чего вылупилась-то так? - усмехнулась Ирка. Куда мне нищету плодить?

-А... ммм... Отец... муж...

Я окончательно смутилась, понимая, что возможно затрагиваю нечто запретное и больное.

- Какой отец? Ихний что ль? Да козёл он! Как и все они- мужики. - сказала Ирка, выдохнув струю сизого дыма.

Чего ты так на меня смотришь? Небось думаешь, какая я сволочь?

- да, нет... - проворчала я отвернувшись к раковине и набирая воду в оббитый местами, старый эмалированный чайник.

Каждому своё. Мне - то какое дело...

За чаем Ирка поведала мне историю, как ещё будучи школьницей, подрабатывала у матери в магазине на сортировке овощей, как после школы работала фасовщицей, а потом и продавцом, и как однажды попалась на контрольном закупе.
Так в её жизни появился ОН.

ОН утряс тогда дело с тем контрольным закупом. Разорвал составленный акт, и уходя сказал, что заедет вечером... А потом был вечер в одном из номеров гостиницы "Олимпия". Назвать неопытной Ирку уже на тот момент было нельзя. Но опыт её ограничивался слюнявыми поцелуями со сверстниками, или парнями ПТУшниками, на последнем ряду в кинотеатре, и встречами за бутылочкой дешёвого портвейна на хате, когда предки на работе. С НИМ всё было по-другому. Шампанское и фрукты - для неё. Дорогой коньяк и шоколад... И в постели с ним было всё совершенно иначе.

_ А у тебя жена есть? - спросила Ирка в одну из встреч.
- А ты ревнуешь что ли? - ответил он вопросом на вопрос, смеясь.

- А ты любишь её?
И он конечно рассказывал душещипательную историю, про то, как трудно живётся с нелюбимым человеком. Но на какие жертвы не пойдёшь ради детей. Только ради них и живут вместе с женой...
Вернувшись домой Ирка выслушивала недовольные тирады матери и наспех приняв душ укладывалась в постель. Перед сном подолгу думая о НЁМ. О том, как было бы здорово, если бы его жена делась куда нибудь... Совсем... И он бы женился на ней. А дети... Ну, и детей бы она смогла бы полюбить... Ведь это ЕГО дети...

Обстановка дома накалялась. Мать была недовольна поздними возвращениями дочери и подключила отца, который до поры, казалось - ничего не замечал. Было объяснение с отцом. Горькое, неприятное... Отец кричал, что не потерпит в своём доме джаляп.

А Ирка, стиснув зубы молчала. Знала, что отец скор на расправу, и не посмотрит, что дочка уже почти с него ростом.

- Надо сказать ЕМУ. И уходить. Или сначала уйти, а потом сказать...

На следующий день состоялся разговор.

- Если я буду жить дома - мы не сможем встречаться - сказала Ирка, избегая смотреть ему прямо в глаза. Ей казалось - он видит её тайные мысли, читает как раскрытую книгу её желание уйти из родительского дома, от их нравоучений, на свободу, к материальной независимости.

В тот день они решили, что ОН снимает квартиру. Работать в ненавистном овощном магазине Ирка больше не будет.

Работу он ей подыщет через знакомых, коих у него видимо не видимо. Жить Ирка будет одна, ОН будет приезжать. Деньгами помогать тоже будет. В целом Ирку всe устраивало. Кроме одного...

- ОН тоже завёл надоевшую до чёртиков волынку про необходимость учиться, что бы не стоять всю жизнь за прилавком в магазине. Отец всегда говорил то же самое. А Ирка не могла понять - чего плохого-то, в стоянии за прилавком... Мать всю жизнь за прилавком. Зато связи везде. И дома всегда было всего полно. А отец тоже хорош... не из - за прилавка ли кормился всю жизнь... Ирка досадливо поморщилась и решила не возражать... пока.

А дальше было несколько месяцев райской жизни. ОН помог ей устроиться в кондитерский отдел при интуристе. Теперь Ирке не нужно было ковыряться в опостылевшей картошке и морковке выискивая гниль. В кондитерском все женщины были одеты в белые халатики и на красиво уложенных волосах, носили кружевные наколки - колпачки.

Отравляли существование только мысли о доме, о родителях. Уходя, Ирка оставила записку, где писала, что бы не волновались, что она уходит, что бы самостоятельно жить, работать... что бы не волновались и не искали. Несколько раз пыталась она звонить на рабочий телефон матери. Трубку брали сотрудники. У них на складе стоял аппарат. Охрипшим от волнения голосом, Ирка просила подозвать к телефону мать, а услышав её голос, так и не решилась ничего сказать и повесила трубку.

... Странные у нас с Иркой завязались отношения. Я очень привязалась к Дильке. И та платила мне солнечной улыбкой и в её глазах- вишенках загорались искорки, когда я совала ей в ладошку яблоко- кандильку, конфету или шоколадку.

Я понимала, что без Ирки мне не увидеть Дильку. А Ирка усмехалась и выговаривала дочке " И за что тебя тётка любит такую придурочную?"

Наши встречи заранее не оговаривались. Ирка каким-то образом вычислила, когда я не ухожу в сутки, и повадилась наносить визиты. Трудно сказать, почему у меня не хватало окаянства указать ей на дверь. Она изрядно раздражала меня своей меркантильностью, которой абсолютно не стеснялась, и даже напротив - бравировала ей. а больше всего меня раздражала её тяга к выпивке.

- Тебе же нельзя... - вытаращила я глаза, когда в первый раз Ирка достала из внутреннего кармана куртки бутылки дешёвого вина.
- Можно, если осторожно - отшутилась она тогда. И вообще - я хочу вина! А беременным нельзя отказывать! Тем более, что рожать я не собираюсь... - подчеркнула она, наливая в пиалу отвратительное зелье.
- Выпьешь со мной? Ну и ладно. Нам больше достанется! Мы - люди не гордые! Хочешь сказать правильная? Не пьём, не курим, не трахаемся... да? - язвила Ирка.

Выпив она становилась противная и начинала либо визгливо вещать на излюбленную тему про "все мужики гады и им только одно надо", либо придираться к Дильке.

- Чё глазищами ворочаешь? Ууууу, сучка! Из за тебя вся жизнь у меня жопой пошла! - шипела Ирка.

Дилька опускала голову и молчала. А Ирку это злило ещё пуще.
- Глянь-ка! Характер сучий! Голову подними! Подними голову, на меня смотри, я сказала!

Этого я не выдерживала и налетала на Ирку с бранью. Не стесняясь в выражениях, цепляя за больное. Каждый раз рассорившись я думала, что больше она никогда не придёт, и очень переживала за Дильку, но всё повторялось заново.


Из её рассказов я узнала, что родила она с расчётом, что "ОН бросит свою мымру бесплодную", но надежды не оправдались. Сказал "рожай, буду помогать."
И помогал в общем-то. А Ирке наскучило сидеть дома, и она, прихватив деньги, оставленные ИМ на продукты и новые шмотки - ехала к друзьям и весело проводила время с застольем, вином- шашлыком.
Вечеринки как правило заканчивались в чей нибудь постели.
А потом ОН узнал про Иркины похождения и прождав её на кухне снятой квартиры до четырёх утра устроил скандал и прекратил давать деньги. Стал привозить фрукты, продукты и возить её, что бы вместе выбрать ей духи или шмотки. Такое положение вещей Ирку не устраивало. Дильку предлагал забрать.

- Ага, счас! Отдала я ребёнка его мымре! Во! - взмахивала Ирка рукой, приложив другую на уровне локтя.

- Да отдала бы лучше! - разозлилась я. Сама живёшь как тварь и девчонке нет жизни с тобой. Это не она тебе! ЭТО ТЫ ЕЙ жизнь портишь. Уже сейчас портишь! Подумай, вырастет - что она вспомнит про своё детство? - кипятилась я.

- Вырастет... Пьяно щурясь тянула Ирка.
- Да шалава и вырастет! Будет мамку кормить!

- Что б твой язык вырвали и собакам скормили! Была б моя воля - придушила бы тебя! - вызверилась я.
- А и придуши! Ментам никто и не заявит! Мать схоронили давно, отца - тоже. Родня отцова вся футы- нуты... на сраной козе не подъехать! никто и не вспомнит. Братец скоро из армии придёт, так ему только в радость - хата вся ему достанется. Давай, души! - подвывала Ирка хлюпая носом.

Каждый раз приходя на дежурство в детском доме я смотрела на детей в своей группе и думала
о Дильке. Мне хотелось надеяться, что когда вернётся из армии брат Ирки - он сможет как-то повлиять на ситуацию. Но мои надежды не оправдались.

Братец заявился перед самым новым годом. В тот знаменательный день они заявились ко мне всей толпой в составе трёх человек. Ирка, маленькая Дилька и её братец. Братец мне сразу не понравился. Узкие, монгольские глазки, смотрящие ехидно, из-под лобья, и как будто липко ощупывающие всё вокруг, толстые щёки, и губы тоже толстые и какие-то влажные. в общем первое впечатление оказалось отвратительным. Ирка представила меня братцу как подругу. Я промолчала, но про себя подумала :" Какая на хрен подруга... Удавила бы... Обоих... "

Меня ужасно угнетало это общение, но я не могла разорвать его по двум причинам, первой из которых была Дилька, а вторая - растущий Иркин живот. Не знаю, почему Ирка тянулась ко мне. Я обращалась с ней резко и грубо, не скрывая неприязни. Иногда у меня складывалось впечатление, что она нарочно старается разозлить меня, причинить мне боль... Кажется ей нравилось делиться со мной планами по уничтожению её живота. В свои девятнадцать я имела весьма приблизительное представление о таких вещах, как беременность, роды и прочие "прелести", но про то, что прерывание беременности на сроке свыше 12 недель запрещено и за это есть статья в уголовном кодексе с колючим заголовком "криминальный аборт" - знала точно. Однако, когда я сказала об этом Ирке - та рассмеялась мне в лицо и сказала, что надо быть идиоткой, что бы идти к врачам, когда пузо лезет на нос.

В тот день, заявившись вместе с братом, Ирка была как-то по особенному весела.
- У меня сегодня праздник! - объявила она. Братик с армейки приехал!

- У тебя вечный праздник! - сердито проворчала я.
- Смотри, какой у меня братишка! Красавец! Цепляй, пока не прибрали! - сияла Ирка.
- Игорь... - представился братец.
- Вообще-то Чингиз. А так - все Игорем зовут.

Мне абсолютно не хотелось говорить общепринятую фразу "очень приятно", потому как мне было далеко не приятно. Более того - мне хотелось надавать оплеух по этим толстым щекам и заставить его зажмурить его шарящие глазки.

Я помогла Дильке раздеться и повела её смотреть рыбок, на ходу бросив Ирке, что она сама в курсе, где и что.
- Ну ты посиди с нами! К тебе же вообще -то в гости пришли.
- А я гостей не ждала - отпарировала я.
Ирку это не смутило. Она привыкла к моим колкостям. А вот братец нерешительно глянув на сестру притормозил. Я видела его отражение в зеркале старого хозяйского шифоньера. Ирка подмигнула ему и махнула рукой. Через минуту из кухни раздалось бряканье стаканов.
- Ну, присядь с нами, имей совесть!

- Ты точно этого хочешь? - отозвалась я, тоном, не предвещающим ничего хорошего.
Не хотела бы - не звала бы, и вообще не пришла бы.

- Да ты мертвого достанешь! - проворчала я. И взяв Дильку на руки потопала на кухню. На столе красовалась бутылка вина, и пиалушки.
- Всё бухаешь? - поинтересовалась я.
- ну, так братишка же приехал! Он у меня единственный!

- Ага. То приезд, то отъезд... Свинья везде грязь сыщет.

- Ну, какие мы правильные! - с сарказмом протянула Ирка.
- А, иди, ты... надоела! - разозлилась я.

Наши посиделки с Иркой всегда заканчивались руганью. Точнее ругань была односторонняя. Я- ругалась. Иногда оскорбляла Ирку. а она тем временем пила своё неизменно вино, курила "приму", держа её в пожелтевших пальцах, докуривая мелкими затяжками "под самый корешок", пока не начинало жечь. Два пальца были как иодом смазанные.

Я злилась и швыряла ей свою пачку :" На, травись хоть с фильтром!" Я злилась... На неё, за её, какое-то коровье спокойствие. На себя, за своё бессилие, невозможность сделать что-то, что бы её остановить. Если честно, то я надеялась, что что-то изменится, когда вернётся из армии её брат. Но как выяснилась - в очередной раз ошиблась. Ощущение было как в детстве, когда я искала своего отца. Когда мне было обидно от бабушкиных наказаний, или оскорблений матери, я жила тем, что обязательно найду отца. Найду, и всё изменится. И он возьмёт меня к себе. И мы заживём... дружно и счастливо... Я жила этой мечтой. Мечта разбилась, когда отец нашёлся. Он оказался просто бич... Без жилья, без семьи, без работы. И забирать меня ему было некуда, да и вообще - я как-то не учла, что у него были иные планы. И меня в них просто не было.

Вот и сейчас... я смотрела на этого парня и понимала, что ничего не изменится.

С Дилькой на руках я вышла на балкон и распахнула окно.
Повеяло свежестью и ветер донёс запах палой листвы, горьковатый и печальный, со свежей снежной ноткой. На дереве напротив дома тоскливо заголосила ворона.
а сдернула покрывало со стоящей на балконе железной кровати с шариками и закутала Дильку.

- Ну их... Мы будем смотреть в окно... Правда? - спросила я, то-ли у Дильки, то ли у самой себя.

Ну их в зёпу? - поинтересовалась девчушка, глядя на меня своими глазами-вишенками.
- Ага... - подтвердила я, и запоздало решила внести ясность...
- Так говорить нельзя. Не хорошо так говорить. Поняла?

Дилька серьёзно посмотрела на меня и по-взрослому вздохнув ответила :
- Поняла... А мама всегда говорит "иди в зёпу".

Я покрепче обняла девочку и села на краешек старой кровати.

Будь он неладен тот день, когда мы познакомились с этой чумой... - подумала я.
Жила себе, работала... никому не мешала. Дети... дети... На работе тоже дети. Брошенные и ненужные. Из ста с лишним детей только четверо сироты. Остальные - брошенки. Зачем они рожают их - этих детей? И эта туда же... Глаза бы на неё не глядели! Можно было бы забрать у неё девчонку, забрала бы. её, похоже забавляет, что мне не нравится её затея с избавлением от ребёнка. Как нарочно рассказывает все подробности. На днях напилась таблеток хины. Так, что самой стало плохо. Пришла ко мне - перепуганная на смерть, сказала, что почти ничего не видит. Через несколько дней оклемалась, а ребёнок так и не вышел. И шевелиться продолжал.

Откуда то всплыла фраза "жажда жизни"... Но ей плевать на эту "жажду". Она задалась целью избавиться. Почему не раньше? Почему сейчас? Он же уже живёт!

Я досадливо поморщилась. И с грустью подумала, что ничего... ничегошеньки не могу сделать. Была бы я миллионершей, или были бы влиятельные родственнички - можно было бы и бумаги нужные сваять, и эту чёртову бабу прижать к ногтю... Отдала бы детей, как миленькая, если бы не захотела загреметь в тюрьму. А так... мне - соплячке, без своей квартиры, без престижной работы - никто не отдаст ребёнка. Они - эти уроды в этих всяких комиссиях, думают, что им в детдоме хорошо. Ага... Видели бы они... знали бы... И ведь нет выхода-то... В детдом Дильку - плохо. А у такой матери как Ирка, разве хорошо?
Она же ненавидит её... и пророчит, что её дочь будет шлюхой и будет кормить её в старости... яду бы она ей в старости дала... - подумала я.
Невесёлые мысли так завладели мной, что я не заметила, как треснула кулаком пом спинке кровати. Косточка попала по шарику и от боли я выругалась, и тут же устыдилась -
Тёмные глаза-вишенки смотрели на меня как-то печально и укоризненно. Мне стало неуютно и даже как-то стыдно, за свою несдержанность.

- Тебе больно? - спросила Дилька.
- Ага - ответила я, помотав ушибленной рукой.

Дилька завозилась под одеялом, и маленькая ручонка легла на мою руку.

- Пхойдёт... - сказала она, картавя букву "р".
- Ага, конечно пройдёт... - кивнула я и погладила маленькую ручку.

- Нууууу, прямо мадонна с младенцем, мать твою! - раздался тягучий и уже изрядно поддатый голос.
Ирка стояла в дверях, облокотившись на косяк. Позади маячил её братец.

- Закройся - хмуро посоветовала я. И срыгни отсюда со своей вонючей сигаретой!

- Ну, прямо сама святость! - дурашливо хохотнула Ирка.
- Кто не курит и не пьёт-тот здоровеньким помрёт!

Я с трудом подавила желание врезать по этой пьяно лыбящейся физиономии.

- ну, посиди с нами! К тебе, блин гости пришли, а ты к ним жопой поворачиваешься! - не унималась Ирка.
Оставь ты эту... Намилуешься ещё, когда свои выродки будут. Ещё осточертеют, хуже маргиланской редьки, блин...
- Игорёш, ну, ты скажи ей что ли - обратилась она к своему братцу.
- Ну ты в самом деле... Присядь хоть с нами. А то нам как-то неудобно ведь... - забубнил парень.

- Да, что ты?? Неудобно?

- Сейчас за винчиком схожу, что-то маловато... ни туда и ни сюда...

Не дошла бы ты со своим винчиком - проворчала я.
С одной стороны мне совсем не улыбалась эта попойка. С другой - я была рада возможности посидеть спокойно с Дилькой.

- Пусть идут. А мы с тобой покушаем пока...
Я пыталась сообразить чем кормят детей, лихорадочно вспоминая детдомовское меню.

- Суп с лапшой будешь?
- Угу... согласилась Дилька. Только не красный. Я красный помидорный не люблю.
_ И я не люблю. - согласилась я. И не варю поэтому.

А где твоя мама? - спросила малышка.
- Ну... она живёт отдельно. А я вот живу тут.

- А она злая? - заинтересованно спросила девчушка.

- Да, нет... - неопределённо буркнула я.


- Я за винчиком сгоняю. - возникла передо мной Ирка. А Игорёша пусть посидит.

- Ты ещё здесь что ли? - удивилась я.
Иди-иди. Можешь не торопиться сильно. И Игорёшу с собой прихвати.
- Да я хотела по пути кой куда заглянуть... - потупилась Ирка.
- Ясно с тобой всё... Вали уже. Игорёше скажи, что бы воткнулся в телек и сидел ровно.

Наконец -то хлопнула дверь и Ирка ушла.

Мы с Дилькой поели суп... Верней ела Дилька. А я смотрела, как сосредоточенно ковыряет маленькая ручка в тарелке, как собирает со стола упавшие хлебные крошки. Поймав мой взгляд Дилька слегка смутилась и объяснила :
- Я не разговариваю. Я ем. А они серавно падают. А она ругается.

- Кто "она"?
- Да она... ответила девочка кивнув головой с сторону двери, избегая слова "мама"...

Справившись с супом - ребёнок заклевал носом, и я положила её на диван, укрыв хозяйкиным стареньким лоскутным одеялом, а сама присела рядом. Дилька выпростала из-под одеяла сначала одну ручку, которой стала водить по квадратикам, а за ней и вторую, вцепившись ею в мою руку. моё сердце затопило странное чувство, и отчего захотелось заплакать... Через несколько минут девчушка спала, приоткрыв рот. На пухлые щёчки падали тени от густых, чёрных ресниц.
- Ресницы как у Ирки... Подумала я, аккуратно вынимая руку.

На кухне бубнил маленький телевизор. Я вышла на балкон и закурила у раскрытого окна.
На лавочке во дворе сгрудилась местная мафия, состоящая из местных старух. Ветер гнал по небу свинцовые тучи и срывал с пирамидальных тополей жёсто-зелёные листья. Они кружились в воздухе и упав на землю, как будто не хотели принимать свою бесславную кончину и пытались убежать, возмущённо шелестя по асфальту.
- Ирки не видать... Ещё под дождь попадёт дура... Заболеет не дай бог... Беременным болеть нельзя... - подумала я и рассердилась на себя за эти мысли.
- Заболеет и заболеет. Какая разница... Всё равно она хочет его убить... Она уже ненавидит его. Ненавидит ещё больше чем Дильку.

Неожиданно чьи-то руки обхватили меня сзади.
-... Твою мать! - выругалась я, пытаясь высвободиться.
- Гыыыы... Заржал Игорь обдав меня винным перегаром.

_ Охренел что-ли?! Руки! Руки убрал! А то...

- А то чего - лыбился парень.
- А то я оторву тебе яйца и скормлю тебе же, как бешенной собаке, гад!

Мне наконец удалось развернуться. Мы стояли лицом к лицу. По жирным губам парня блуждала какая-то гадкая усмешка.

- А ты всегда такая строптивая? Или целку из себя состоить хочешь? Плохо получается. Ты на неё не похожа.
- Слышь, ты... голос у меня срывался от нахлынувшей ненависти.

Рука нашарила в кармане верную "Зарю". Я резко выдернула руку из кармана и полоснула по плечу обалдевшего парня.

Объятия тут же разжались. Он испуганно схватился за плечо и кажется мигом протрезвел.
- Ты...

Я швырнула ему в лицо висевшее на стуле, не очень чистое кухонное полотенце и велела
- Вали в ванную, а то всё вокруг своей вонючей краской изгваздаешь.

Глядя на меня округлившимися глазами парень послушно ретировался в ванную. Я последовала за ним, захватив с собой початую бутылку "Столичной", неизвестно с каких времён стоявшую в одном из кухонных шкафчиков.

Рукав рубашки оказался расчикан и на бицепсе красовался длинный и аккуратный разрез.
- Жить будешь, козёл. - вынесла вердикт я, щедро поливая рану водкой прямо из горлышка.

- Ты больная! - прошипел парень.
- Ага. - весело согласилась я.
- Именно по этому советую закрыть пасть и никогда не разевать её без разрешения в моём присутствии. Тут тебе не Иваново-город невест, бля! Это там, где ты служил девки в общаге были как пионерки "всегда готовы".


- Ты бы лучше за сеструхой присмотрел. На глазах катится вниз. Кого она родит? Пьёт как лошадь...

- А она не родит. - отмахнулся парень.

- Сама сказала, что ей обузы не надо.

- Ты в своём уме, тупица? У неё пузо на нос лезет! Ей рожать вот-вот! Как по твоему она может избавиться сейчас от этого ребёнка? Кто пойдёт на это? Это статья, урод! Криминал это! Понимаешь, ты? У-бий-ство!

- Я что ли это пузо набил? Чего на меня орёшь?
- Да я тебя несколько иным представляла... Думала, что у этой дуры БРАТ! Мужик, то-есть! А ты - обычное чмо, которому яйца отрезать надо и скормить, дабы не плодил себе подобных уродов!
- Я бы на твоём месте был аккуратней в выражениях - ехидно процедил Игорь. А то ведь можно и заяву написать... За ножичек-то по головке не погладят. А бабы -то тоже сидят...

- Неужто терпилой пойдёшь? - умилилась я.
А давай! Пиши, голубок заяву! А в догонку я свою заяву брошу. Угадай - что лучше - нанесение телесных... если учесть, что самозащита... туда- сюда... Трёшник, если с умом закрутить, то через пару годков на свободу с чистой совестью... Или попытка изнасилования... а там уж ребятишки позаботятся, что бы торчал ты там от и до. И будет тебе, голубок почёт и уважуха... и место возле параши... - хохотнула я.

- ну ты и сука! - прошипел Игорь.
- Знаю... Какая уж есть - деланно печально вздохнула я, накладывая последние витки бинта и отрезая остаток всё той же верной "Зарёй".

- А теперь запрягайся и вали отсюда, ковбой...
- У меня ключей нет... хмуро буркнул парень.

- Ничего, перетопчешься на лавочке у подъезда, до прихода сестрицы. Где, кстати, её носит нелёгкая...

(продолжение следует... https://www.diets.ru/post/1137798/