Небесная отрада

Этот рассказ, думаю, будет интересен всем мамам - и совсем юным, и "со стажем". И... давайте немного поговорим о материнской любви.



«Ангелы зовут это небесной отрадой, черти адской мукой, люди — любовью» (Генрих Гейне).

Посреди ромашкового поля стоял обшарпанный пластиковый стол. Точь-в -точь как в советских столовках. За столом, по-бабьи подперев ладонью щеку, дремал белоголовый старик, закутанный в блекло-голубое покрывало. Теплый ветерок покачивал табличку, висевшую в воздухе прямо над ним. На табличке значилось: «Апостол Петр».

- Я что…умерла? - опешила Римма Ильинична, покрываясь морозными пупырышками. - Как же так? Витюша… мальчик мой… - мысли в чугунной голове слиплись, как растаявшие пельмени, и додумать до конца каждую из них по отдельности никак не получалось. - Авария… суд… в тюрьму посадят… спасти…

Апостол Петр открыл глаза, сладко зевнул и почесал бороду:

- Ну, бабонька, с благополучным прибытием! Будем оформляться или сперва кино посмотрим?

- Господи помилуй, это ж как же к нему обращаться? – испугалась новопреставленная, пытаясь отвесить земной поклон. Тело не слушалось, зато в голове малость прояснилось. – Ваша святость? Господин апостол?

- Батюшка! - вылетело само собой. – Да что ж это творится, а? Витюша там без меня… пропадет совсем… вот горе-то… - запричитала Римма Ильинична, всхлипывая от несправедливости бытия.

- Неча тут сырость разводить, не в богадельню определяю, - окоротил новоприбывшую Петр. – Сейчас по твоей биографии пробежимся, там и решим, куда душу оформлять…– С этими словами старик достал из-под шаткого стола массивный талмуд, и, послюнявив палец, перелистнул несколько страниц…

…Словно на большом экране замелькали перед глазами Риммы Ильиничны эпизоды ее не слишком насыщенной жизни.

Вот мать с отцом, вечно озабоченные, чем - непонятно. Нехваткой денег, наверное. А у нее, Риммы, хроническая нехватка любви в организме. Родителям не до дочери, они «лямку тянут». Какую лямку, куда тянут - непонятно… Хочется поскорее вырасти, помочь им… Скорей бы в школу. Оказалось, и там – одна маета. Кусок в горло не лезет, когда мать орет: «Что тебе еще надо? Сыта - одета - обута, книжки читаешь. На это много ума не надо! Ты попробуй за конвейером день постоять или баранку с пяти утра покрутить, как отец». Батя кивает – да мол, живешь тут как барыня, а мы жилы рвем. А когда не молчит, долбит дятлом: «Еда обрыдла, работа обрыдла, жизнь обрыдла…» Она, Римма, понятное дело, тоже обрыдла.

Обида разгоралась внутри костром, заливая жаром тело. Потом Римму начинал бить озноб, унижение дралось со страхом. Страх выходил соплями и рвотой - проглоченные куски, приправленные горькой обидой, стремились наружу. Мать злилась на нее, отец заливал раздражение водкой. В горячечном сне к Римме пришло прозрение: родители не любят ее, потому что она не заслужила их любви. Надо стать самой лучшей! Римма старалась, из кожи вон лезла… Учителя хвалили, родители ругали. Все напрасно. Обрыдло.

Голубые подснежники в пакете из-под молока, первый поцелуй под школьной лестницей, попытка классной остановить несущуюся с горы лавину - «Римма, ты на медаль идешь, а Шишков – хулиган и двоечник». Какая, к чертям собачьим, разница, если он – единственный в мире! - ее ЛЮБИТ? Он признался в любви корявыми буквами на грязно-зеленой стене подъезда. Мать тыкала Римму носом в злосчастную надпись, как нагадившего щенка, скипидаром оттирать заставила. Да хоть языком, мать ей теперь до лампочки…Римма готова наизнанку вывернуться ради любимого, отдать ему душу, тело - все, что есть…Классуха оказалась права. Попользовался и исчез. Обрыдла.

Под мужа легла как Анна Каренина под поезд. Только б родители заткнулись, только б сбежать от стылой нелюбви, вытягивающей ей душу сквозняком. В голове не укладывалось - как можно так ненавидеть своего ребенка, за что? Перед смертью мать рассказала ей…Тот, кого Римма считала отцом – не отец ей вовсе. Он взял мать с брюхом, «прикрыл грех», любил сильно. Мать чувствовала себя обязанной, терпела всю жизнь - ради нее, Риммы… Сына хотел – родила. Не судьба… четыре дня он всего прожил … Кто кому жизнь сломал, непонятно. Мать сама мучилась, отца, который не отец, мучила. Римма плакала, целовала ей руки… Простила. Но это все потом, сейчас - замуж!

Фамилия у супруга была Козел. Через «е». Оказалось, самый что ни есть козел. Через «ё». Хам и жлоб. Обрыдл.

После мужа было еще трое, без лиц. От третьего остался хронический невроз и стойкий запах дешевого табака в квартире. А потом – она и не надеялась уже! – родился сын, Виктор. Победитель! Он победил ее одиночество, страхи, недолюбь. Раздрай в Римминой душе сменился умиротворением, сердце размякло как масло под солнцем. По ночам Римма плакала от избытка чувств и благодарила Господа за дарованное ей счастье. Она упивалась каждым вздохом младенца, каждым его жестом, каждой улыбкой… Едва начав говорить, Витюша придумал матери смешное прозвище - Тимуля, и Римма плавилась от нежности, с готовностью откликаясь на призыв маленького божества. Изнемогая от благодарности, Римма возвела сына на престол и принялась истово служить ему…«Остановись! – корила мать. – Так нельзя…» А как иначе, когда в душе любви столько накопилось, того гляди горлом хлынет…

Витюша рос ласковым и покладистым – ни мальчишечьих шалостей, ни переходного возраста. Воспитанный, аккуратный, уважительный… Окончил школу, легко поступил в институт. Компьютер, гитара, приличные друзья. По дому помогал - мусор выкинуть, за картошкой сходить. Большего она не требовала - пусть учится, еще наработается. «Повезло!» - завидовали подруги. Умом Римма понимала - сын вырос, рано или поздно природа возьмет свое… Но отпустить его от себя, отдать какой-то девчонке - пусть самой распрекрасной - нет, невозможно! Что угодно, только не это. И Римма нашла выход – взяла кредит, купила «Ауди». Кто из парней не мечтает о железном коне? Пусть! Сын гонять не будет, не тот характер. А дальше - кромешный ад… Звонок из темноты: «Коршунова Римма Ильинична? Ваш сын на большой скорости сбил человека»

Пленка – или что там было? - оборвалась… Замелькали яркие огни, черные полосы, люди в зеленых масках с уставшими глазами… Римма сморгнула и обнаружила себя на том же ромашковом лугу.

Апостол Петр захлопнул талмуд и смахнул с локтя синюю бабочку. - Ишь, матушка твоя прилетела, переживает! – потом добавил, обращаясь непонятно к кому. – Истинно рек Христос: «Враги человеку — домашние его»*

Легкие крылышки затрепетали над Римминой головой и растворились в небесной синьке. Петр, придерживая длинный подол, вылез из-за стола, подошел к переминающейся с ноги на ногу Римме и отечески тронул ее за плечо.

- Поняла чего… или как? - Старик усмехнулся в бороду и, кряхтя, вернулся на «рабочее место». – Сын твой, сломя голову, от любви твоей чрезмерной бежал!

- Разве материнская любовь может иметь меру? – растерялась Римма. – Что ж это за любовь тогда?

- Истинная любовь обязана знать меру, иначе она погибель несет!– гневно воззрился на нее Петр. – Ты, бабонька, должна свое предназначенье на земле выполнить, а не сыновни задачи решать.

- Да как же это… Разве не в ребенке смысл жизни матери?
- Совсем бабы с ума посходили… - расстроился апостол. – Надо же такое придумать… ребенок - смысл жизни! Вот вы детям своим судьбы-то и ломаете… Тьфу! Коль матушка твоя не ходатайствовала бы… Ладно, иди уже! - Петр размашисто перекрестил Римму, достал из-под полы бутерброд и повернул висевшую табличку другой стороной.

…Первым, что услышала Римма, очнувшись, были звуки дождя. Перестук капель напомнил ей щелканье кастаньет и гулкий стук каблучков танцовщиц фламенко на площади Сан-Жауме в Барселоне. Как давно это было… в конце прошлого октября, когда они путешествовали по Испании…

- Дождь, - Римма с трудом разлепила глаза. В груди саднило, от правой руки вверх тянулась тонкая трубочка.

Римма с детства не любила жару, но в последнее время, когда стало пошаливать сердце и скакать давление, боялась зноя и духоты просто панически. Летом, в ясные дни, она всюду ходила в соломенной шляпке, боясь «прямого попадания» солнечных лучей. Ей казалось, что солнце бьет по черепу раскаленным молотом, расплющивая в лепешку мозг и разглаживая складочки извилин. Только к середине сентября Римма приходила в себя и расслаблялась - можно жить дальше. А дождь Римма обожала, он приносил долгожданную прохладу и избавление от мук.

- Ну-с, как ваши дела, мадам? - громовое рокотание исходило от крупного мужчины в очках, стоявшего у изголовья кровати.

- Вылитый Портос, - мысленно улыбнулась Римма, открыв глаза и судорожно пытаясь разомкнуть спекшиеся губы. Получилось нечто невразумительное – то ли «нихо», то ли «нече».

- Хорошо, - пробасил «Портос». – Повезло вам, голубушка, крупно повезло. Считайте, в лотерею миллион долларов выиграли.

Римма еще раз предприняла попытку что-то сказать и снова потерпела фиаско.

- Так-с, что мы имеем с гуся… Крупноволновая фибрилляция желудочков на фоне инфаркта миокарда, остановка сердца 30 секунд, - басил «Портос», листая историю болезни и не обращая внимания на Риммины потуги. - Да, голубушка, подфартило вам с бригадой хирургов, поймали на вылете… Ну-с, отдыхайте, поправляйтесь…

- Ви.. Витю… - рванулась из немоты.

- Сын? – уточнил врач, притормаживая. Больная кивнула. - Звонил, просил передать, чтобы не волновались. Тюрьма ему не грозит, в сильном алкогольном опьянении пешеход был. - И, обращаясь к медсестре, добавил:

- Галя, уберите капельницу, сделайте повторную ЭКГ. И откройте форточку, здесь душно.

- Хорошо, Пал Палыч!

Римма устало прикрыла веки, но вдруг услышала странный звук… Нечто подобное она слышала совсем недавно, в том странном сне… Римма открыла глаза и увидела под потолком бабочку! Нет, не синюю – коричневую, с яркими пятнышками – павлиний глаз, так кажется. Медсестра тоже заметила незваную гостью, которая спланировала к окну и отчаянно забилась о толстое стекло, пытаясь вырваться на волю. Дождь кончился, и солнечный луч манил узницу к свету, к цветам и деревьям. Пленница хлопала крыльями все усерднее, роняя пыльцу и теряя силы… Галя накрыла бабочку ладонью, поднесла к форточке и выпустила ее на улицу. Затем, словно извиняясь, обратилась к Римме.

- И откуда она здесь взялась? Середина сентября, восьмой этаж…

Римма молчала. Внезапная догадка полоснула молнией…

- Вот и я так… - вибрировало в мозгу. – Билась, ломая крылья... рядом с открытой форточкой. Пока меня в кулак не зажали и насильно не выпихнули. На вылете поймали! Понять бы теперь - для чего…