Флудовая запись

Таська шла по улице, утопленной с двух сторон наливающейся черемухой. Следом тянулись братья. Только братья были какие-то ненастоящие - еще вчера их не было. Мама недавно вышла замуж, и племянники дяди Толи, которого Таська стала называть папой, приехали с такими же ненастоящими тетями и дядями, новой старой и доброй бабушкой, погостить на недельку - поближе познакомиться с новой родней. Красная от солнца, лихая от голода и жажды, но довольная компания уже преодолела большую часть улицы.
Солнце било повсюду - палило макушки, закрывало глаза, жарило по пяткам. Босые ноги ловко обскакивали камни, стекла, коровьи лепехи. Таська устало размышляла: сейчас они свернут в переулок, по огородам проберутся до дома и у бочки в огороде избавятся от улики. Улика выпячивалась и превращала Таську в маленького бегемота, но в целом себя не выдавала - аккуратно обернутая вокруг пояса, связанная узлами за концы, прижатая к телу под натянутым поверху сарафаном. Совсем неожиданно и коварно в переулке выросла сутулая фигура деда. Мелькнула тревога : дед наклонился и рванул куст крапивы. Эх, уносите, ноги. Пролетев шесть или семь домов, Таська остановилась и оглянулась. Еще пять минут назад горластая и веселая ватага приуныла. Ненастоящие братья не отстали, сопели рядом, но носы повисли, глаза забегали. «Я же говорил, не надо было…»,- скулил долговязый и мокрогубый Игорь. Путь к дому через огороды был отрезан. Другого способа попасть к бочке, как войти во двор через калитку, не было. Вторая тревога : что там, за калиткой?
Таська успела подумать, что если мамы нет во дворе, то успеет нырнуть в дровяник, скинуть и припрятать улику, вечером перетащить ее в огород, и отстирать по утру в бочке, пока все будут спать, незаметно вернуть улику на место. Еще утром такой план казался Таське безупречным. Она уже почти додумала, как незаметно прошмыгнет через ограду, юркнет в огород, успеет полить 2-3 грядки и объяснит свое дневное отсутствие, когда суровая рука потянула подол сарафана. На Таськины разбитые коленки из под сарафана закапали грязно бурые капли речной воды. За поход на реку без взрослых порка была гарантирована без отягчающих обстоятельств. Таськиному сарафану, как оказалось, это обстоятельство утаить не довелось. Рывок, ловкое движение рук и уже вся мокрая тряпка выдернута из под сарафана, зажата в тяжелой маминой руке. Все еще братья испугано прыснули в калитку мимо застывшей в недоумении женщины, рассматривающей не знакомую, странную, и непонятно дорогую сердцу вещь. Таська услышала, как уже бывшие братья наперебой докладывают новой старой бабушке про Таськины обман и хитрость : «.. сказала, что ей разрешают… рыбу ловили.. сказала разрешают..». Потом какое-то время Таська ничего не слышала. Она пыхтела, почти не уворачивалась и не голосила, как обычно, только иногда закрывала лицо руками от хлесткого и меткого орудия в руках матери. Они таскали это орудие весь день от берега к берегу, перекрывали брод, наполняли камнями, цепляли за ветки, несколько раз чуть не утопили, но Таська всякий раз спасала, даже когда казалось что чудо-сеть так удачно подошедшая для рыбалки вот –вот скроется в мутной воде. Вот она - предательница: рыба ведь никак не ловились, только глина, трава, гнилые водоросли так и липли к куску ткани, не оставив на новом хрустящем и сияющем белизной куске ткани ни одного светлого пятнышка. Сейчас эта размякшая предательница ловила Таську. Больно не было. Было унизительно. Вся округа, настоящие и ненастоящие тетки и дядьки были громко оповещены о легком улове. Мама почему-то быстро выдохлась, выпустила Таськин сарафан и саму Таську. Во дворе визгом ревел Игорь. Скрипела на выдохе старая бабка: «Доносчику - первый кнут».
Когда Таська влетела во двор, бабка еще удерживала Игоря за ворот. Она была похожа на Бабу –Ягу – злую и голодную. Мокрая, красная и униженная Таська хотела шмыгнуть в дом, но услышала грозный окрик : «Марш огород поливать!». Первым делом Таська прильнула к крану. Вода была отвратительно теплой и пахла ржавчиной. Пить захотелось еще больше. Таська таскала по огороду тяжелую лейку и размазывала по щекам слезы. Душила обида: мама ее совсем не любит, иначе не отлупила при таких-то ненастоящих братьях. Еще Таська думала, что злой и хитрый дед нарочно поджидал в переулке, чтобы не дать ей незаметно вернуться домой, что мокрогубый Игорь смотрит телевизор в доме и это несправедливо, и пусть бы они все, и злая бабка, уехали, дядя Толя - ябеда, иначе кто нашел и привез домой оставленное на реке полотенце? Еще Таська думала о пирожках с капустой, замеченных краем глаза на столе, о холодном молоке в кладовой, о куске хлеба с маслом и сахаром, утянутом незаметно за завтраком и единственном за весь день после. Совсем в сумерках Таська выла от боли и обиды, стоя в тазу, пока мама терла мочалкой ее пунцовые плечи, ободранные коленки, а дядя Толя лил воду из кувшина Таське на макушку, на горящие огнем плечи и саднящие коленки. И опять Таська думала, что мама нарочно трет больно, потому что не любит Таську, а любит дядю Толю, который все это время хитро улыбался, потому что нарочно принес такую горячую воду. Потом мама мазала коленки зеленкой, а дядя Толя нес Таську в дом. От сухого полотенца Таське было нестерпимо больно, и она решила, что больше никогда не назовет дядю Толю папой.
Засыпая, Таська прислушивалась к голосам за стеной:
- Люся, тебе бы Таську выпороть, да побольнее, чтобы запомнила. Надо же какая шкодливая? Испортить новые шторы! Ты за ними три раза в город мотала! А в очереди сколько отстояла? Деньги какие заплатила?
- Что Вы, мама, Бог с ними, со шторами. Толя отпускные получил. Все равно в город ехать собирались - Толе костюм к новому учебному году купить. Обошлось все. Не чаяла живой увидеть.
Таська изо всех сил раздирала глаза. Она хотела дослушать, как мама только с третьей поездки застала в магазине нужную ткань и как стояла в очереди, как после гордилась покупкой и рассказывала сестрам какими будут новые шторы в новом доме - по задумке от стены до стены, в доме, непохожем на другие деревенские дома размерами окон. Как дядя Толя и все настоящие и ненастоящие дядьки колесили вдоль реки. Что сказал пастух Леха, видевший четверых детей на верхнем перекате, про найденные на берегу полотенце и кофту. Про чужую тетку с валерьянкой, про настоящую тетку Веру, которая вызывала милицию, про ненастоящую тетку Тоню, которая поила настоящую бабушку корвалолом. Таська хотела дослушать и понять, почему взрослым сейчас весело, но совсем скоро сдалась - глаза окончательно залипли, подушка поплыла, все вокруг закачалось и наполнилось водными бликами. Таська сидела на берегу и болтала ногами в воде. Стая мальков кружила вокруг голых пяток. То ли солнце слепило глаза, то ли блики от воды, и мама не была уже такой далекой - красивая и добрая она близко-близко прижимала к себе Таську, и они вместе радовались солнцу, реке и ловким малькам, щипающим Таську за пятки.