Симоронская сказка, о том как бывает неплохо заглянуть за край своего Болота
Из рассылки Лисси Муссы
Иван: Здесь главное – не прогневать Болотного. А то как зашумит, как заругается. Будет кричать: утоплю! Или: выкину из болота! Крики раздражают и пугают, тонуть неприятно, из болота вылететь боязно, потому что непонятно, что там, за прибрежными ивами.
Поэтому Хогбен перекладывает фантики аккуратно, бережно. Слева направо, справа налево. Зеленые в эту стопку, красные – в эту. Чистые вверх, грязные вниз. Красивые на солнышко, безобразные в тенёчек. Ровненько так раскладывает, да на трясину поглядывает: доволен ли Болотный? не гневается ли? не имеет ли претензий к его, Хогбена, работе? Не имеет, и слава Богу.
А хорошо на болоте. Под задницей мягко и мокро, кулики вякают, лягушки квакают. Осоку жрать можно. Не ахти какая еда, зато под рукой всегда. Не зажируешь, но и не заголодаешь. Короче, болото – это вам не сухоземье, где камни, пыль да неурожай три раза в год. Про то лягушки все уши проквакали: про камни, пыль и неурожай. Им лучше знать, у них Красномордый Лягух частенько в сухоземье мотается. На разведку. Чтобы, значит, лучше знать источник потенциальной опасности и качественнее ограждать от оной своих. Очень умный и энергичный лягух. Толстый такой. Красномордый.
Так и идёт: лягушки квакают, Лягух похаживает да покрикивает, Хогбен фантики раскладывает. Очень всё слаженно устроено, на радость Болотному.
Раз набралось у Хогбена две горсти фантиков особенно красивых, он их разгладил и выложил на просушку, благо день был погожий, солнечный. Сидит на кочке, любуется. Тут Лягух мимо шел, смурной весь. Обычно, если фантики хороши, Лягух остановится и посмотрит, а то и похвалит. А тут даже не глянул. Говорю же: смурной какой-то. В себя ушел. Или задумался. А Хогбену страсть как охота фантиками похвастаться. Потому что перед кем хвастаться, как не перед Лягухом. Лягушки не оценят, дуры они, а Болотный, ежели всё хорошо, из трясины не вылезает. Разве что поругаться вылезает, попугать, да и то изредка. А похвастаться хочется. Вот и кинул Хогбен под ноги Лягуху палочку. Споткнулся Лягух, малость в себя пришел. Огляделся. Фантики заметил, похвалил. Очень, говорит, стараешься. Я тобой, говорит, доволен, и Болотный тобой доволен. А вот кстати, говорит. Позыркал по сторонам – зырк, зырк, - и на шепот перешел. Я, говорит, на повышение иду. Послом в сухоземье, а неофициально – секретным агентом. Только это секрет. Хочу, говорит, чтобы ты за меня на болоте остался. Будешь похаживать и поглядывать. В сухоземье мотаться будешь. С донесениями.
Дюже заманчиво это Хогбену показалось. Фантики раскладывать, конечно, хорошо, но похаживать и покрикивать – лучше. Опять же, кормежка. Растолстеть можно. Красномордый Хогбен – это да. Это звучит. Лады, говорит, готов я остаться за тебя, дорогой товарищ Лягух, готов взвалить на себя эту тяжкую ношу ради блага родного болота.
Пошептались они еще малость, и потащил Лягух Хогбена к Болотному. Чтобы, значит, представить в новом качестве. Вот, говорит, преемник мой. Будет вместо меня похаживать, поглядывать и покрикивать. Будет, говорит, ко мне в сухоземье с донесениями мотаться. Болотный надулся, буркалы выпучил, зашипел и забулькал. Лягуху, говорит, верю, и тебя, Хогбен, по его рекомендации признаю. Но смотри, говорит, осрамишься, не оправдаешь, - утоплю. Или с болота выкину.
На том и порешили.
И началась у Хогбена прекрасная жизнь. Во-первых, начальство все ж таки. Похаживаешь, поглядываешь да покрикиваешь. Во-вторых, без фантиков. Хоть и красивые, а раскладывать их долго и нудно. Разве что одним глазком глянуть, если мимо прохаживаешься. В-третьих, жратва. К осоке еще и грибы добавились, до которых прежде Хогбен не добирался по причине географической удаленности. Лафа, короче, а не жизнь. Толстый Хогбен стал. Красномордый. Сюртук себе справил.
Как-то посреди дня призвал Хогбена к себе лично-сам господин Болотный. Прогуляйся, говорит, до леса. Там, говорит, Лягух на конспиративной квартире сидит. Посмотришь, говорит, как у него дела. Ёкнуло у Хогбена всё, что ёкать может: это ж надо в сухоземье идти. Боязно. Даже страшно. Но начальство приказывает, как тут ослушаться. Собрался Хогбен, осоки с грибами по карманам рассовал и двинулся.
До берега по кочкам дотрюхал, через кусты продрался. Глядь – зеленое поле в цветочках, вдали деревья виднеются. Про те деревья Хогбен знал, что они лесом называются, и что живет там Баба Яга. По всему выходило, что туда и путь держать.
Дотопал Хогбен до леса. Топалось, надо сказать, хорошо: ноги не вязнут, коряги не цепляют. Комаров не было, что также немаловажно. Разве что трава невкусная оказалась. Зато грибы, что на лесной опушке росли, показались много слаще болотных. Пару грибочков Хогбен в карман припрятал. Мало ли, Ягу задобрить, или вдруг Лягух голодает. Пригодятся, одним словом.
И Хогбен полез через лес. Сначала его паутина ляпала и ветки царапали, но после ничего, приноровился. Деревья огибает, валежник перескакивает. На тварей лесных поглядывает да покрикивает, но это так, по привычке. К вечеру на поляну вышел. На поляне изба стоит, перед ней тётка на лавке сидит, кофий с пряниками кушает. Ой, думает Хогбен, Баба Яга. Конец мне, думает. Сам дрожит и на тётку смотрит. И тётка на него смотрит. Смотрели, смотрели друг на дружку, тут тётка чашку кофейную об землю – хрясь! – что, говорит, вылупился? Хогбена чуть Кондратий не хватил. Вы, говорит, наверное, Яга? Та отвечает: точно, Яга. Сейчас тебя ягать буду.
Взяла тётка Хогбена за шиворот, в избу втащила, повалила на кровать и стала ягать. Потом Хогбен сам её ягал. Потом она его. К утру умаялись и уснули.
Разморённая, расслабленная и разнеженная Яга Хогбену кофий в постель принесла. И пряники. Отведал Хогбен угощение, затылок почесал да грибы с осокой из карманов повыкидывал. В рот, говорит, больше этой дряни не возьму, после кофия-то с пряниками. Уселся на кровати, руки на пузе кренделем сложил и на Ягу поглядывает. А Яга краснеет отчего-то и лужицей растекается.
Растечется-растечется и снова в тётку собирается. Но это так, к слову.
Тут Хогбену неловко стало. Потому что Яга сама розовая, и простыни у неё белые. А Хогбен сам грязный, и сюртук у него грязный. Аж стыдно. Мне бы, говорит, помыться-постираться. Яга ему бадью горячей воды налила, отмылила-отполоскала, сюртук отгладила. Стал Хогбен красавец. розовый. В чистом отглаженном сюртуке. Яга, как такую красоту увидела, снова ягаться полезла. И это было надолго.
Так и повелось: яганье, купанье, кофий-пряники. Про Лягуха и думать забыли. Тот сидел на своей конспиративной квартире, сидел, да и зачах. А Хогбен лес валить повадился. Как наягается, как схватится за топор, и ну деревья тяпать. Сначала с трех тяпов, потом с двух, а после научился и с одного тяпа дубы валить. Как тяпнет – дров на неделю. Баньку отстроил, чтоб сподручнее купаться.
Из рассылки Лисси Муссы Иван: Здесь главное – не прогневать Болотного. А то как зашумит, как заругается. Будет кричать: утоплю! Или: выкину из болота! Крики раздражают и пугают, тонуть неприятно, из болота вылететь боязно, потому что непонятно, что там, за прибрежными ивами. Поэтому Хогбен перекладывает фантики аккуратно, бережно. Слева направо, справа налево...
Читать полностью
Какая жизненная история!Вот что значит женщина! Даром, что Яга - отмыла чмо, очистила от лушпаек, к делу приставила и стал он не только красавцем, а деловым мужиком-хозяином ! А вы говорите - фантики!
Точно, Ирин! Зриш в корень! Жил мужик по принципу "куда кривая вывезет", и надо ж подфартило - вывезла она его к БАБЕ, а уж Яга она или кто - лишь бы ягала
Но для меня здесь важнее начало: живем в своем болоте кажется все хорошо - фантики красивые, "под задницей мягко и мокро", а выйти на берег посмотреть, что там, страшно - вдруг ""сухоземье, где камни, пыль". Вот так мы и определяем свое пространство, свой окружающий мир, потом живем соответственно этим определениям. И надо чтобы нас кто-нибудь ПОСЛАЛ..., чтобы что-то изменилось.