Завтгак — это...

Завтгак — это...
Когда наши очередные приятели уезжали в Киевское посольство оформлять документы на ПМЖ, то своих кошек, хомячков, фикусы и собственных малолетних отпрысков они обычно оставляли на Надю Маркасян. Надя — сочная пышнотелая еврейка армянского происхождения (гремучая смесь), обладала звучным голосом, бездной обаяния и патологическим чувством юмора. Заласканные, капризные, избалованные, неприспособленные еврейские детки благоговели перед колоритной теткой, немного побаивались ее и вели себя, как шелковые. Однако, даже на Надю нашелся однажды трудный случай. Звали этого худосочного очкастого семилетнего сына древнейшего народа Тимофей. Или — Мотя.

С вечера он затаил недовольство, ибо тетя Надя наотрез отказалась играть с ним вторую партию в шахматы, загнала пораньше спать и выключила ночник. Утром он вышел на кухню, хмуро и высокомерно поджав губки, и с легким презрением поглядывал на горку аппетитных бутербродов, джемы и чай, которые Надя разложила на столе.
— Ты чего не ешь, Мотя? Твои родители в субботу вернутся и в обморок попадают, если ты похудеешь! Устроят мне холокост!
— Я такое не ем. Я лучше подожду завтгака...
— Завтрака? А это что, по-твоему? — Надя ткнула пухлым пальцем в бутерброд с сочной ветчиной, невозможный дефицит первых перестроечных лет.
— Это? Газве это завтгак?... Не-ет!... Завтгак — это твогожок... кугочка...

В общем, запихнуть бутерброды в горделивого потомка Давида так и не удалось. Надя по этому поводу не расстраивалась. Она вообще полагала детей побочными и необязательными продуктами жизнедеятельности. В свой тридцатник с хвостиком она совершенно не собиралась заводить семью и детей, вела богемный образ жизни, разъезжая по недоступным обкомовским курортам Крыма, дорогущим санаториям Прибалтики и Болгарии, в ее холодильнике не переводилась красная и черная икра, балыки, всяческие деликатесы — очень любила покушать и была всеобщей подругой. Маркасянский дом просто источал жизнелюбие и веселье. Если уж она кому-то давала кличку, то прилипало намертво. Моего доходяжного, длинного и нескладного брата Лешу она сразу окрестила «суповой набор». Сколько лет уже Надя в Филадельфии, а Лешку и на работе и среди друзей по-другому не называют.
Надя тем временем собиралась на работу, всячески дружелюбно обсмеивая Мотю, на что он совершенно не обращал внимания, умудряясь одеваться и одновременно читать задачник по физике Перельмана (предназначенный для старшеклассников-вундеркиндов, кстати). И конечно, Наде пришлось взять Мотю с собой в свой НИИ, не оставлять же одного в пустой квартире? Они ехали на троллейбусе по проспекту Ленина, утро, народу битком. И вдруг Мотя громко и с расстановкой на весь троллейбус произносит:
— Тетя Надя! А обедать мы ТОЖЕ НЕ БУДЕМ?
Стоит только представить себе взгляды суровых старушек, что обитают в общественном транспорте. Все как-то замолчали и принялись разглядывать плотную, сочную Надю, кровь с молоком — и заморенного, тщедушного суслика, явно голодающего.
Надя признавалась мне потом, что это был первый и последний раз в жизни, когда она жарко и густо покраснела.

З. Ы. Иногда ранним утром в горах, когда мы вылазим из палаток и доедаем у костра остатки вчерашних консервов, кто-нибудь обязательно с печалью в голосе говорит: «Газве это завтгак? Завтгак — это твогожок... Кугочка...»