Запомнится главное;

Я помню. Мне лет двенадцать было; подросток. А подростки угловаты
и неловки, они ещё не привыкли к новому телу.

Дедушке в Академии наук
на юбилей подарили такую громадную, довольно уродливую штуку
из яшмы и малахита с серебряными вставками - письменный прибор.

Он занял треть большого стола, за которым мы с дедушкой занимались. У нас общий стол был. Ну, и я этот чудовищный и дорогой прибор как-то уронила.

Хотя он тяжёлый был и громоздкий. Этот жуткий каменный цветок, так сказать, упал и разбился на тысячу кусков. Там же все было филигранно вырезано из камней, вот они и стали хрупкими.

Ба-бах! Дедушка прибежал в комнату. И увидел, что я жива-здорова. Махнул рукой, сказал: «эх!», и пошёл за веником. И мы с ним все убрали. Я бормотала извинения напополам с оправданиями; а дедушка сказал, что все это пустяки и ерунда.

Главное, что мне на ногу это тяжёлое изделие не упало. Вот это - важно, да.

И с папой в то же время мы как-то жарили кабачки. Папа не очень в кулинарии разбирался, да и я тоже. Мучительный был процесс, скажу я вам.

Мы чистили кабачки, потом вынимали семена, потом резали на ломтики, потом обваливали в муке и жарили в подсолнечном масле. Дым, шкворчание, мука, масло брызжет…

А в итоге медленно-медленно растёт горка пожаренных ломтиков на блюде. Мы на блюдо складывали поджаренные кабачки. На блюдо кузнецовского фарфора.

Ну, и в конце процесса, когда все было готово, когда горка стала большой, я это блюдо и уронила. Бац!

Папа был исключительно аккуратен. Он соблюдал гигиену и санитарию всегда, он же был врач и учёный. Все знают, что на полу - полчища микробов и бацилл!

Поэтому и осколки блюда, и кабачки - все мы аккуратно сложили в ведро, помыли пол и пошли выбрасывать мусор. А по пути зашли в магазин и купили банку консервированной солянки. Ей и поужинали.

И тоже папа слова мне резкого не сказал. Даже в момент падения блюда. Только сказал: «эх!», - немного разочарованно. Он кабачки жареные очень любил...

Вот это и запомнилось. Контуженный под Сталинградом, израненный на войне дедушка и его «эх!». И папа, подбирающий с пола осколки…

Он мне не разрешил подбирать - вдруг я порежусь?
Они были очень добры ко мне. И очень любили.

И не надо оправдывать себя минутным раздражением, вот что я думаю. Мол, извини, я погорячился и поэтому на тебя закричал. Мужчины умеют сдерживаться, если любят. И если они - настоящие мужчины.

…Такое и запоминается почему-то. На всю жизнь. И тоже учит сдерживаться. О каждом крике и обзывательстве пожалеешь потом. О каждом!

А о блюде не пожалеешь. Или о кабачках…
Все проходит, теряет ценность и смысл. Только любовь остаётся навсегда. Может быть, навечно…

Анна Валентиновна Кирьянова