Почему Фома «Неверный» не поверил Христу?

О том, почему ученик Христа не поверил свидетельству своих друзей-апостолов, для чего Иисус не спешил рассеивать его сомнения и как неверующий апостол в одно мгновение стал великим богословом, рассказывают святые толкователи Библии.



Но сначала вспомним саму евангельскую историю.
Фома же, один из Двенадцати, называемый Близнец, не был тут с ними, когда приходил Иисус. Другие ученики сказали ему: мы видели Господа. Но он сказал им: если не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра Его, не поверю. После восьми дней опять были в доме ученики Его, и Фома с ними. Пришел Иисус, когда двери были заперты, стал посреди них и сказал: мир вам! Потом говорит Фоме: подай перст твой сюда и посмотри руки Мои; подай руку твою и вложи в ребра Мои; и не будь неверующим, но верующим. Фома сказал Ему в ответ: Господь мой и Бог мой! Иисус говорит ему: ты поверил, потому что увидел Меня; блаженны невидевшие и уверовавшие (Ин 20:24–29).
— Почему Фомы не было вместе с остальными апостолами, когда им явился Воскресший Христос?
Многие толкователи пишут, что апостол в это время все еще прятался после ареста и казни своего Учителя. Находясь в состоянии крайней подавленности, Фома, по-видимому, долго не мог и не хотел никого видеть, предпочитая переживать смерть Христа в одиночестве. Кроме того, святитель Иоанн Златоуст отмечает, что отсутствие апостола, было по-своему промыслительно: «По великому домостроительству Христову Фома отсутствовал тогда, чтобы его сомнение сделало достовернейшим воскресение, потому что если бы Фома не был тогда в отсутствии и не усомнился бы в воскресении, и Господь не разрешил бы его сомнения очевидным доказательством, то чудо воскресения продолжало бы соблазнять еще многих. А его сомнение и послужило врачевством для всех верных».
— Отчего же Фома не поверил словам своих ближайших друзей-апостолов?
Парадоксально, но святитель Кирилл Иерусалимский предполагал, что неверие апостола было связано с огромной радостью, которую он испытал от услышанного. Это же внутреннее ликование вступало, однако, в жесточайший внутренний конфликт со страхом столкнуться в итоге с еще более горьким разочарованием — с тем, что Христос не воскрес. Фома, как бы мы сказали сейчас, не верил своему счастью. Более того, он страшился и того, что, быть может, только его одного любимый Учитель лишил возможности увидеть себя после Воскресения.
Святитель Кирилл Иерусалимский пишет: «Но мне кажется вернее, что ученик сей не столько не доверял речам этим, сколько был охвачен последнею степенью печали о том, что сам он не удостоился видения Спасителя нашего. Ведь он, быть может, думал, что совсем лишится этого видения. Знал он, конечно, что Господь есть Жизнь по природе и не бессилен избежать даже самой смерти и разрушить власть тления. Ведь Кто отгонял это от других, неужели бы не удалил от собственной плоти? Но вследствие весьма большой радости он становится близким к неверию и как бы с сильным и стремительным порывом вожделевает видеть Его уже присутствующим и окончательно удостовериться в том, что Он снова ожил, согласно бывшему от Него обещанию».
Другие толкователи добавляют к этому, что Фома просто считал совершенно невозможным тот факт, что умерший человек может воскреснуть. Такому известию он мог поверить только тогда, когда сам, своими собственными глазами увидит живого Христа и своими собственными руками дотронется до Его воскресшего тела.
Святитель Иоанн Златоуст пишет: «Когда Апостолы сказали ему: видехом Господа, он не поверил не столько по недоверию к ним, сколько потому, что считал невозможным это дело, то есть воскресение из мертвых. Он не сказал: я не верю вам, но: аще не вложу руку мою, не иму веры… В самом деле, (Фома) искал себе удостоверения посредством самого грубого чувства и не верил даже глазам. Он не сказал: если не увижу, но: если не осяжу, чтобы узнать, не призрак ли то, что я вижу. Без сомнения, и возвестившие ученики были уже достойны веры, равно как и Сам, обещавший это; тем не менее, однако ж, поелику Фома искал себе большего, то Христос не отказал ему и в этом».


— Почему же Христос явился Фоме только через восемь дней, а не сразу?
Святитель Иоанн Златоуст пишет: «Для того, чтобы Фома, внимая в течение этого времени убеждениям учеников и слыша одно и то же, воспламенился большим желанием и сделался более твердым в вере на будущее время. Но откуда он знал, что и ребра прободены (ведь апостол не присутствовал при распятии Христа. — Прим. ред.)? Слышал это от учеников. Отчего же этому он поверил, а тому не поверил? Оттого, что то было событие совершенно необыкновенное и чудесное. Но ты заметь правдолюбие Апостолов: они не скрывают недостатков ни своих, ни чужих, но описывают их со всею истиною».
А святитель Кирилл Иерусалимский замечает, что явление Христа Фоме именно на восьмой день, то есть в воскресенье, имеет еще иносказательный смысл: «Чрез это Христос ясно указывал нам время собраний ради Него. Ведь Он приходит, без сомнения, и некоторым образом сожительствует с собранными ради Него в восьмой день особенно, то есть в воскресенье … Поэтому мы вполне основательно делаем святые собрания в церквях в восьмой день (то есть собираемся в воскресный день на литургию. — Прим. ред.). А если надо сказать и что-либо таинственное, ради неотвратимой потребности ума, то хотя мы запираем двери, но Христос приходит и является всем нам, как невидимо, так и видимо: невидимо как Бог, а видимо опять в теле. Дозволяет же и дает прикасаться Святой Своей Плоти, когда мы по благодати Божией приступаем к приобщению таинственного Благословения (Евхаристии), принимая Христа в руки, дабы и мы крепко уверовали, что истинно воскресил Он Свой собственный храм».
Таким образом, можно сказать, что, приступая к чаше на воскресной литургии, мы, подобно Фоме, прикасаемся к Телу Самого Христа. Таинство Евхаристии — это личное уверение каждого верующего в подлинности воскресения Богочеловека.
— Но если Христос воскрес, то почему на Его теле остались раны от гвоздей и римского копья?
Для того, чтобы у апостолов не было никаких сомнений относительно реальности Его воскресения. Святитель Кирилл Иерусалимский пишет: «Почитая необходимым исследование этого, отвечу на предложенные недоумения, сколько можно, и постараюсь раскрыть, что после времени воскресения в нас не останется никакой недостаток вкравшегося тления, но, как премудрый Павел сказал об этом теле, что посеянное в немощи, восстает в славе (1 Кор 15:43). Но так как Фома для полного убеждения требовал и этого, то Господь наш Иисус Христос, считая необходимым не давать никакого повода нашему маловерию, как Фома требовал, так и является».
И далее: «Итак, чтобы не думали некоторые, что Господь восстал чистым духом, и чтобы не веровали, что восстало неосязаемое тело, тенеобразное и воздушное, которое некоторые называют духовным, но именно то самое, что посеяно в тлении, по слову Павла (1 Кор 15:42), — Он делал и показывал то, что было свойственно вещественному телу».
— А почему Фома назвал Христа и «Господом», и «Богом»?
Такое обращение апостола ко Христу неслучайно. Еще задолго до догматических определений Вселенских Соборов Фома, подобно великому богослову, исповедовал в Иисусе две природы — Божественную и человеческую. Блаженный Феофилакт Болгарский пишет: «Смотри, как тот, кто сначала не верил, от прикосновения к ребру сделался отличным богословом. Ибо он проповедал два естества и одно лицо во едином Христе. Сказав “Господь”, исповедал человеческое естество; ибо “Господь” употребляется и об людях, например: “Господин! если ты вынес Его” (Ин 20:15). А сказав “Бог мой”, исповедал божеское существо и таким образом исповедал Одного и Того же Господом и Богом».

Тихон Сысоев