МАЙОР ВИХРЬ

Матрёна Филипповна в доме лицо ответственное. За ней чистота, порядок, общепит и внучек Гоша.
Дети работой озабочены, а ребёнку внимание, как не крути, по остаточному принципу. На чьих глазах растёт человек и чьими заботами творится личность?...

Хотя не от каждой бабушки ожидать можно педагогический изыск. Матрёна и пирожки напечёт, но и подзатыльник выдаст за проказу. Доброта и строгость на одном противне.

Была верующая, не фанатично. В церковь ходила от случая к случаю, но дома икона стояла, лампада горела, и как душа запросит, старуха крестилась на неё, била поклоны, бормотала молитву.

Внук прислушивался и наводил в уме критику. Если бабушка у Бога просит для него здоровье и только, то это ошибка принципиальная. Сам Гошка заказал бы ведро мороженого, а ещё лучше велик со звонком и ручным тормозом.

Но жизнь учила его самодостаточности, ибо родители были не дворянских кровей. Беспокоило другое, где живёт Бог? Ответ могла дать бабушка, и хоть она суетилась у печки с пирожками, но снизошла, ответила коротко и ясно:
– На небе внучек.

Внучек начал воображать дом с печкой на небе, и это никак не увязывалось с его ощущением мира. Самолёты же летают по небу, чуть что и... Может бабушка что-то не договаривает? Ответ казался не вразумительным:
– Баба, а где на небе?

У Моти ответственный пирожковый момент, но внука опять уважила ответом: – Там много места, внучек.

Гошка и так, и сяк. Где же ему там жить на небе-то? Если на облаках, то они не каждый день, а бабуля с ним всегда. Так ничего не поняв, вопрос оставляет в силе:
– Баба, а где там на небе?

Матрёна выдернула из печки противень с подгоревшими пирожками:
– Где-где! В ман...е! Спохватилась, развернулась к иконе и мелко закрестилась:
– Господи, прости!
Прости грешную!

Покаявшись в грехе, наградила подзатыльником внука: – Не путайся под ногами. Марш гулять!

Гошка схватил из тарелки пирожок и выбежал на двор. А там пацаны висят на липах, обдирают молодые листочки и в рот. Ешь - не хочу. Но присутствовал ещё и азарт – забраться повыше, и Гошка вскарабкался так высоко, что макушка прогибаться стала под ним.

Матрёна увидала из окна внука и обомлела, убьётся же, стервец!.. Выбежала во двор, метнулась к дереву и только подол не подставила, если что вдруг... Но хладнокровие не теряла:
– Ай, молодца! Выше всех забрался!

Далеко, наверное, всё видно? А может, ты мороженку хочешь? На-ко тебе денежку на сливочное. Да у меня и на пломбир поди наберётся. Спускайся потихоньку. Только не торопись! Крепче руками держись. Ноги на толстые сучки ставь. Только не торопись!

Гошка сполз с дерева: – Ну, чо, бабуля, давай.
Бабуля наотмашь отвесила ему подзатыльники. Один, другой:
– Я те дам! Так дам, что..! Верёвкой к кровати привяжу! Дома сидеть будешь!
Внук увернулся от тычков: – Чо дерёшься-то?!

У Матрёны сантиментов не было, голова загружена заботами, которых всегда было много. Строго наказала внуку к деревьям не подходить, и направилась в дом вершить сакральные дела.

Гоша послонялся по двору. Ску-ко-та. На улице тоже. Только пацан из соседнего двора воображал на новом велике. Но завистливых зрителей не было, поэтому сам предложил Гошке: – Хочешь, прокачу? – Какие могут быть вопросы?!
Бабушка с верёвкой забыта, и тандем зигзагами тронулся в уличные дали.

Матрёна тем временем завершила на кухне дела:
– Слава тебе, господи, – и осенилась крестом в красный угол. Скинула с себя фартук, рабочую юбку и всё остальное. Упарилась. Надела ситцевую ночнушку, собралась прилечь, да глянула в окошко.
Внука было не видать. Позвала на всякий случай: – Гошенька!

В ответ тишина. Бабуля построже кликнула: – Го-ша!
В ответ тишина. Матрёна не страдала флегматизмом и в запредельных децибелах гаркнула:
– Гошка, cccукин сын!!! И опять в ответ тишина.

Происходило что-то из ряда вон. Матрёна рванулась на двор, а дверь за ней возьми и захлопнись. В ночнушке перед закрытой дверью!...

Матрёна расстегнула булавку на груди, которую носила от сглаза, закрепила ею рубашку между ног, и вихрем понеслась по двору с угрозами внуку. Не нашла.

Расхристанной фурией выкатилась на улицу, и ко всем встречным один был только вопрос… Увы, никто, ничего.

В ночнушке парусом, босая, с ошалелыми глазами Матрёна всколыхнула народ. Если мужики флегматично успокаивали, то бабы фантазировали и предполагали чёрт-те что. Матрёна стращалась ещё больше, и ополоумевшая мчалась по улице дальше.

За ней увязались собаки, пацаны и с таким эскортом Матрёна прибыла в опорный пункт полиции. Её выслушали, по тревоге подняли дружинников, мобилизовали пацанов.

Вечером к дому подкатил милицейский «газик», из него выскользнул зарёванный Гошка, а следом выкарабкалась Матрёна всё в той же ночнушке, но внакидку был милицейский плащ с погонами майора.

Так вот и жили в балансе бабушка с внуком и пирожки с подзатыльниками.
А Матрёну с тех пор прозвали «майор Вихрь». Фильм тогда был популярен такой.

Алексей Аксенов