Тяжелая дверь открылась на удивление тихо. Снова я здесь – в этом маленьком, но таком уютном храме. Сегодня Прощеное воскресенье, и прихожан, точнее, прихожанок – их, как везде, подавляющее большинство – собралось много. Одни, как пчелы у сот, кружат возле свечной лавки. Другие чинно обходят с поклонами храмовые иконы и наконец выбирают себе место, с которого будут слушать службу.
Становлюсь неподалеку от входной двери – за спиной только скамейка и стена. Может, смогу присесть. Сегодня пришлось много ходить – и в ногах мучительное ощущение усталости. Когда стоишь, не двигаясь, это особенно чувствуется. Весенняя слякоть пропитала ботинки влагой, и на холодном полу стопы отчаянно стынут… Но ничего, переживу как-нибудь. Служба-то особенная – надо потерпеть.
И вот оно – начало Великого поста. Зазвучали печальные песнопения, покаянные молитвы. Постепенно молящихся становится все больше. Вошла еще одна женщина. Она в брюках и без платка – значит, редкий гость в храме. Может, услышала по радио или телевизору, что сегодня особенный день. А ведь здорово, что пришла! Значит, что-то в душе отозвалось на слово «прощеное».
Рядом со мной две бабушки – слева и справа. Они здесь свои, постоянные – это сразу видно. Та, что слева, нервно топчется на месте после того, как в храме появилась женщина в брюках… Наверное, будет ругать. Точно, не выдерживает, резко приближается к вошедшей и шепчет строгим голосом: «Голову платком-то покройте!» Женщина оглядывается и начинает суетливо завязывать на голову шарфик, снятый с шеи. Бабушка справа неожиданно нарушает молчание и тоже шепчет: «Викторовна, оставь человека в покое, не трогай!» Викторовна как-то огорченно машет рукой и затихает.
Осторожно рассматриваю соседку справа. Бледный, но приятный цвет лица, спокойное выражение. Наверное, добрый человек. А мы уже так привыкли, что бабушки в храмах – это строгие ревнительницы порядка и благочестия. Правда, порядка в своем очень узком и жестком смысле…
Звучит «Господи и Владыко живота моего». Бабушки усердно кладут земные поклоны.
Чем дальше идет служба, тем сложнее терпеть ноющую боль в стопах. Начинаю переминаться с ноги на ногу. По несколько секунд аккуратно, чтобы особо не привлекать внимание, отрываю одну ногу от пола и стою на другой, как цапля. Помогает. Но ненадолго.
Бабушка справа все же заметила мои движения. Видимо, мешаю ей… Ух, сейчас что-нибудь скажет. Нет, молчит. Вместо этого уходит со своего места куда-то к скамейке. Ну вот! Скорее всего, пошла искать более спокойное место.
И вдруг откуда-то из-под скамейки она достает маленький квадратный коврик. Точно такой же, какой подкладывала себе под коленки, когда делала земные поклоны. Ловко бросает его мне под ноги и шепчет: «Встаньте на коврик – у нас пол очень холодный».
Сердце мое, да и, похоже, ноги исполняются чувством теплой благодарности! Кажется, обняла бы сейчас эту добрую старушку. Но не сейчас – батюшка возглашает: «Дух же целомудрия, смиренномудрия, терпения и любве даруй ми, рабу Твоему…»
Шепотом благодарю мою благодетельницу и думаю: «Вот она, любовь христианская!» Она может нежданно просиять и согреть душу человека в самых неприметных, обыденных мелочах! И как важна она в нашем отношении к тем, кто редко или вообще первый раз переступает порог дома Божия.
Конечно, и строгость нужна, если кто-то не уважает святость храма и ведет себя неблагоговейно. Только вот где та грань доброты и строгости, которая не оттолкнет, а покажет, что Бог христиан – Бог любящий, Который и нас учит любить каждого человека?
Тяжелая дверь открылась на удивление тихо. Снова я здесь – в этом маленьком, но таком уютном храме. Сегодня Прощеное воскресенье, и прихожан, точнее, прихожанок – их, как везде, подавляющее большинство – собралось много. Одни, как пчелы у сот, кружат возле свечной лавки. Другие чинно обходят с поклонами храмовые иконы и наконец выбирают себе место, с которого будут слушать службу.
Ирочка