Рассказ моей 15 летней девочки, оцените, она просила

Этот рассказ по стихотворению Гумилёва "Заблудившийся трамвай"


В поисках покоя.

Ночью я не мог заснуть. Лунный загадочный свет светил прямо в окно. Он пробрался к каждой клетке моего тела и потянул к себе. Не в силах бороться с ним, я вышел на улицу, где стояла волшебная и неведомая тишина. Но, иногда был слышен филин. Ива стояла, не шевелясь рядом с моим озером. Ни один фонарь не горел. Моя скамейка, стоящая рядом с озером, ждала меня. Я часто бывал здесь ночью. Ведь именно в это время суток природа была, не тронута человеком. Когда я сел на моё место, ива зашевелилась. Она заплакала вместе со мной. Но плакал я не глазами, а душой. Слёзы души самые искренние, поэтому поэты плачут душой. Их друг – это творчество, оно забирает все душевные слёзы, оставляя только небольшой осадок. Поэтому я считаю, что поэты люди с другой планеты. Люди с Земли часто плачут черными и лживыми слезами, а поэты – душевными и бесцветными. Моя душа захлёбывалась болью, я не знал, как ей помочь. Я бы принял сейчас любое предложение, лишь бы избавится от душевной боли. От бессилия мои глаза сами закрылись.


Придя в себя, я открыл их и был сильно удивлён. Моя золотистая скамейка исчезла, озеро стало морем с буйными и зловещими волнами. Луна стала полной и светила ярко, как солнце. Фонарей и ивы не было, везде были только частые камни и редкий песок. Филин замолк, вместо него стали кричать и летать надо мной чёрные огромные вороны. Душа уже не плакала, она была заворожена и напугана незнакомым местом. Моё сердце билось тихо – тихо или совсем не билось, я не мог понять, что произошло, куда все пропало… Я стоял, как вкопанный, мыслей и слов не было. Затем посмотрел на свои руки, от них остались только кости, кожи не было. Я закричал, как ребёнок от удара матери. Вдруг раздался страшный гром, и где – то далеко появилось ярко – снежное пятно. Через несколько минут я понял, что это свет трамвая, летящего на меня! Этот свет ослепил меня, и мои глаза снова закрылись. Но, даже закрытыми глазами я мог видеть этот белоснежный свет.


Чьи – то холодные руки прикоснулись ко мне, затем к моим глазам и насильно открыли их. Я снова закричал, не сумев сдержать свои эмоции. Передо мной стоял бледный, как смерть, нищий старик. Я начал оглядываться и понял, что лечу в этом самом тёмном и неизвестном трамвае. Он мчался быстро, как ураган. Я снова взглянул на старика, его лицо мне было знакомым. Когда я вспомнил его, я потерял дар речи. Этот старик умер в Бейруте, примерно год назад. Я помчался к вагоновожатому, стал стучать в его дверь и умолять оставить вагон. Он меня не слышал или пытался не слышать. Моё сердце забилось очень быстро, голова закружилась. Я потянулся за бутылкой воды, но она упала, так как вместо рук, у меня были просто кости.


Мы проезжали какой – то зелёный город. Тут трамвай замедлил ход. Я успел увидеть болотно-зеленую, запачканную ярко – красной кровью, вывеску «Головы». Рядом с ней на ящике сидел палач. Он взял чьё – то тело, срубил ему голову на моих глазах и кинул эту голову к нам в вагон, она покатилась сразу ко мне. Моё сердце перестало биться. Это была моя голова! Я прислонил свои «руки» к моей шее, потом посмотрел на них, они были в крови. Шея горела невыносимым огнём. Трамвай снова набрал скорость. Отрубленная голова закатилась под лавку. Я снова побежал к вагоновожатому, прося остановить вагон. Дверь вагоновожатого открылась. Я стал холодней льда. Трамвай вел скелет, а рядом с ним, в обнимку сидела моя возлюбленная Маша. Она меня узнала, я был уверен в этом, но сказать Маша ничего не могла, у неё был зашит окровавленный рот. Я бессильно сел перед ней на колени и стал, напоминать ей нашу жизнь, наши прогулки, нашу любовь… Но она лишь смотрела в окно, прижимаясь к скелету. Вдруг трамвай резко остановился. Отрубленная голова скатилась ко мне на колени. И скелет хрипло обратился ко мне: «Вам на выход». Маша ногой вытолкнула меня. Я упал на асфальт, под мою иву, держа в руках свою голову. Трамвай умчался дальше…


Природа снова обрела покой. Филин издавал звуки так же громко. В озере отражался лунный свет. Звезды блестели волшебно-ярко. Костями руки я нащупал ручку и листок. Положа отрубленную голову, я начал писать стихотворение. Сразу же, у меня появились нормальные руки, но отрубленная голова, не исчезла. Написав очередное стихотворение, я положил его на скамейку. А сам лёг под иву. Мои руки снова стали просто костями. Обняв свою голову, я закрыл глаза. И, наконец, то, обрёл свой душевный покой…