Я дружила в школе с одной девочкой, которая была для меня чем-то непостижимым. Ее мама умела плести косички из двух жгутов (в то время, как все девочки в школе носили трехжгутовые). Мама ее вообще была творческим человеком, посему пенал у Зои был самошитый, стеганый, из атласа цвета хаки с золотой молнией. Все костюмчики на Новый год у Зои были самыми лучшими в классе. В период безденежья и разрухи у нее всегда была красивая одежда. Она не гордилась: она даже не замечала этого.
Когда я стала ходить к ним домой, я поразилась тому, что Зоины родители отдали ей большую комнату, а сами устроились в маленькой, в том числе и мамины швейные машинки тоже. Детские картинки в комнатах и прихожей были нарисованы прямо на обоях, и каждая была в рамке, повешенной на гвоздь тоже прямо на обои. С шифонера в прихожей гордо смотрела на меня, 9-летнюю, старинная витая лампа с бархатно-персиковым абажуром и бахромой.
В комнате родителей всегда лежало незаконченное шитье или вязание, там всегда можно было разжиться лоскутами, лентами и нитками, чем Зоя и занималась. Ее комната походила на теремок. Подражая маме, Зоя тоже что-то мастерила. Но, в отличие от родительницы, декорировать у нее получалось лучше, чем создавать готовое.
- Мы ничего не выбрасываем, - поделилась она со мной.
"Старьевщики", - сказал о них мой папа. Слово показалось мне обидным и я не стала передавать об этом Зое. Я даже сама захотела стать старьевщицей и несколько днея лазила по квартире в поисках того, что бы такое сохранить и потом применить. Оказалось, что в нашей небогатой семье все вещи и так уже применяются не первый год, что мы тоже ничего не выбрасываем, и, выходит, тоже порядочные старьевщики. Ничего я не нашла для своего творчества. Зато нашла Барби, которую мама спрятала до моего дня рождения. И жутко расстроилась, так как хотела ролики...
У Зои в семье все было иначе. Схватив из под маминых ножниц ворох ленточек, она шла по квартире и оставляла их на каждом своем шагу: на ручке холодильника - бантик, на крючке кладовки - бантик, на рычажке унитаза - бантик. Мама находила их потом через несколько дней и умилялась. Или старая кофта, которую прожгли, и которая отдавалась Зое на креатив, распускалась и шла на редизайн коврика у двери. Самодельные мишки, куклы, панно из бадминтонной ракетки, джинсовые карманы на шторах, аквариум с бусинами, сверкающие флаконы от духов, непарные сережки, коробки от конфет и тысяча маленьких подушечек - все это было дорого родителям и показывалось всем гостям без исключения.
И все это сгорело в пожаре, который пережила эта семья по причинам, доказанным не сразу и к рассказу не относящимся. Всё имущество семьи плюс три незаконченных выпускных платья, шитых мамой на заказ. Влезли в долги очень надолго. Зоя просто умерла на глазах всей школы. Она почернела, подурнела и испортилась хараткером от того, что всё сгорело и что приходилось принимать помощь от одноклассников. Ей подарили новую одежду и игрушки - но всё это было не ее. Типовые советские мишки и куклы не могли сравниться с теми, что сожрал огонь.
Где-то через год, когда начал забываться пожар, когда семья снова встала на ноги и Зоя вновь обросла кое-какими арт-объектами, она объявила классу, что переезжает в другой район и переходит в другую школу. Ну и перешла, естественно. Увиделись вновь мы с ней только будучи студентками, на встрече выпускников, и было сложно сказать, что это та самая Зоя. Без сшитых мамой нарядов и двухжгутовых косичек она не казалась необычной. Ну все правильно: Зоя порядочное время живет одна. Когда все расходились, мы с ней переглянулись, перемигнулись и поехали к ней домой, захватив в магазине шампанское. Я с недоумением встретила новость, что Зоя учится на бухгалтера, и еле дождалась, пока мы добрались до ее квартирки, чтоб поговорить об этом. Дизайнер, художник, актриса... архитектор на крайняк, но бухгалтер..?
Квартира у Зои, вопреки моим ожиданиям, была самая обычная. Съемная, со следами мужчины (который был в ночную смену на работе), с наборной мебелью, типовой планировкой и никаких тебе рисунков, поделок и арт-объектов. Зато со шкафа с нежностью и грустью на меня смотрели все игрушки, которые я отдала Зое в тот, погорелый год. И не только мои.
- Ты их хранишь?
- Я ничего сейчас не выбрасываю. Это у меня с рождения, не помнишь? - ответила Зоя с улыбкой.
- А как же творчество? Ты же все время что-то там кромсала, лепила... У тебя же не комната была, а остров сокровищ.
Зоя немного затуманилась:
- А ты знаешь... у меня тогда как отрезало. Я каждую ночь видела всё свое рукодельное старье во сне и рыдала, а нового ничего создать не могла. Зайцу твоему уши отрезала - и обратно пришила. Сделала пару вещей - не понравилось, спрятала подальше. Не то, чтоб я решила ничего больше не делать рукодельного... просто не получается.
- Как то странно все это... чтоб ты, да в таком скучном интерьере... я думала, у тебя тут креатив аж в спирали закручивается. Не подумай, что я разочарована, но...
- А знаешь, как я была разочарована, когда весь мой креатив сгорел из-за какого-то алкаша? Сейчас даже руки ни к чему не лежат. Да и забыла я все. Давай пить.
С Зоей мы с тех пор не общались. Я ей скидываю постоянно приглашения на наши пикники и вечеринки, она не приходит. По телефону говорит вяло и неохотно. Может, у нее после моего визита меня тоже... отрезало?