Вот уже несколько недель она просыпалась ночью в одно и тоже время и до рассвета не могла сомкнуть глаз. Когда в шесть тридцать звонил будильник, шла варить кофе и, закуривая сигарету, подолгу смотрела в окно. Потом наливала готовый кофе в чашку и, чтобы не расплескать, медленно шла в гостиную. Это был ее ритуал – пить утренний кофе не на кухне, а здесь в гостиной, за большим овальным столом. Когда–то она мечтала, что здесь на выходные обеды будет собираться вся их семья – родители ее и мужа, многочисленные родственники, и конечно, дети. Их дети.
* * *
Этот дом в небольшой деревушке в нескольких километрах от города они с мужем строили вместе. Он нанимал строителей и следил за их работой, иногда «включая», как она, подтрунивая, говорила, злого «насяльника». Она охапками скупала журналы по интерьеру, часами сидела в Интернете на сайтах по обустройству домов и подолгу ходила по магазинам, выбирая мебель, шторы, светильники и милые безделушки, благодаря которым дом и приобретает уют.
Ее гордостью была гостиная – с темными деревянными балками под высоким потолком, с огромными от пола окнами, с распахивающимися на террасу дверями, с которой открывался вид на сад с прудом, с настоящим камином, а не с жалкой электрической подделкой. И, конечно, с огромным овальным столом, за которым на новоселье собрались родственники и друзья.
– А зачем вы оставили ту сухую корягу у дома, весь вид портит, – не преминула съязвить сестра мужа.
– Эту, как ты ее назвала, корягу, мы оставили по совету соседа, – он подошел сзади и обнял жену за плечи. – Я положу сверху старое колесо от телеги, сосед отдал. Будем привечать своих собственных аистов.
– Так, у всех в бокалах налиты любимые напитки? – свекровь как обычно взяла бразды правления в свои руки. – У вас замечательный, красивый и уютный дом, но по-настоящему семейным гнездышком он станет в тот момент, когда здесь раздастся детский смех. Ну, действительно, сколько можно тянуть? Карьеру и дом вы построили, теперь можно подумать и о наследниках. Итак, мой тост — за внуков!
Все дружно потянулись чокаться, за столом поднялся известный всем гомон, а она боялась оторвать взгляд от бокала. Казалось, что голову стянуло железным обручем, а в горле образовался ком. Господи, только бы не разрыдаться при всех!
Через некоторое время, почувствовав, что слезам на свободу не вырваться, она отпила немного вина и посмотрела на сидящего напротив мужа. Он, видимо, все это время следил за ней, прекрасно понимая, что творится у нее на душе. «Ты же знаешь, я делаю все, что могу», – мысленно сказала она ему. «Все будет хорошо, мы справимся», – увидела в его глазах.
Застолье в тот вечер затянулось. Когда все разошлись, муж ушел спать, а она осталась за убранным столом. Спать не могла, вспоминая подробности их жизни.
Тогда они только окончили институт, с работой как–то не ладилось, да и с жильем тоже – они снимали комнату в коммуналке, самой дешевой, которую могли найти. Денег катастрофически не хватало, но от помощи родителей они отказывались, рассуждая: раз хватило самостоятельности создать свою семью, то не стоит садиться родителям на шею.
Именно по этой причине она тогда и сделала аборт – сами твердо на ногах не стояли, а еще и наследника родителям подкинуть.
Это казалось разумным. Тогда.
Она горько усмехнулась. Теперь есть деньги и настоящая самостоятельность. Но толку от них, если каждый раз, выходя от врача с новым списком лекарств и уколов, слышать в голове ее голос: «Будем пробовать дальше, но шансы очень малы». И они пробовали – несколько раз меняя врачей и курсы лечения. Время шло, но ничего не менялось…
* * *
А в апреле появился аист. Он по–деловому осмотрел старое колесо, покружил над домом и улетел, чтобы к вечеру вернуться с подругой. Тормозя широкими крыльями, выставив вперед красные голенастые ноги, они в клювах приносили ветки, куски газет, сухую солому, сооружая громоздкое гнездо. Через какое–то время самка села высиживать яйцо, а аист продолжал таскать добро в дом, и когда возвращался с охоты, «жена», закидывая назад голову, приседая на длинных ногах, трещала клювом, встречала и приветствовала «мужа». А через месяц насиживания в гнезде появилась мокрая с огромными удивленными глазами голова аистенка.
Гнездо было видно из окна кухни, откуда так здорово было наблюдать за аистами, видеть, как родители, заботятся о своем малыше, как он подрастает с каждым днем, как пробует становиться на крыло. Людей они совсем не боялись, часто спускались вниз побродить по двору, и тогда муж в порыве любви к питомцам запустил в пруд лягушек. Как же она смеялась над его заботой. Таким было их счастье – кваканье лягушек, треск аистов и они, обнявшись, сидят у собственного дома…
Шли годы, и каждый апрель та же пара аистов прилетала к ним, к себе домой.
Она продолжала лечиться, но, уже понимала, что делает это скорее по инерции. Ну что ж, живут же пары без детей, для себя. Они и жили для себя, каждый отпуск отдыхая в Европе, однажды летали в Австралию и Новую Зеландию, были и в Новом Свете.
Тогда казалось, что они уже смирились с ситуацией и готовы встретить старость вдвоем без детей…
* * *
– Понимаешь… – он долго подбирал слова, не глядя ей в глаза – эта женщина и я… мы уже год вместе… и… в общем, у нас будет ребенок. У меня и у нее…
Им было уже за сорок, когда произошел этот разговор. Она не плакала во время разговора, не плакала и в процессе развода, в котором он, по мнению его и ее родственников, проявил большое благородство, оставив дом ей. И лишь одна она понимала, что это его плата за нерожденного ребенка и за одиночество, которое ей предстояло.
…Всю зиму каждое утро начиналось одинаково – сигарета у окна и пустой взгляд на сухое дерево с гнездом, кофе в одинокой гостиной за огромным столом, быстрый сбор на работу, где она, как сомнамбула, выполняла какие–то задания. Такие же одинокие вечера.
Не заметила, как пролетел март. Но однажды апрельским утром открыв глаза, поняла, что дальше так продолжаться не может и надо что–то менять. Она давно не убирала в доме, повсюду виднелась пыль, разбросанные книги и газеты... Решив, что уборка может и подождать, она отправилась в салон.
Закрыв глаза и почти не прислушиваясь к тому, что щебетала мастер, наслаждалась «колдовством» над ее головой. И вдруг, словно очнувшись, поняла, что та говорит о чем–то очень знакомом: «…он оставил свою первую, потому что она не могла родить ему ребенка. Конечно, какому мужчине понравится жить с «сухим деревом»? Если честно, даже не представляю, ради чего живут такие женщины, так, небо коптят».
Вздрогнув словно от пощечины, она расплатилась и вышла на улицу. И увидела, как навстречу идет бывший муж с его новой женой. Судя по огромному животу «молодой», до родов оставалось совсем немного. Остановилась, как вкопанная и, чувствуя, как предательская жалобная просящая улыбка тронула ее губы, словно в ожидании удара, нагнула голову. Но они прошли совсем близко, даже не обратив на нее внимания. Счастье действительно ослепляет.
А она долго смотрела им вслед, все так же склонив набок голову.
Вернувшись домой, она быстро прошла в комнату, взяла аптечку, высыпала все таблетки которые там были, налила в стакан воды и, запивая, стала поспешно их глотать, словно боясь передумать. Затем в одежде и сапогах легла на постель и закрыла глаза…
Она очнулась в полной темноте от чуть легкого прикосновения к щеке, словно маленькая ладошка нежно гладила ее и через мгновение явственно услышала тоненький голосок: «Мама, мамочка».
Резко вскочила, сев на постели и, чувствуя тошноту и головокружение, вспомнила, что она с собой сделала. На ватных ногах добралась до туалета и в промежутках между очищением желудка ругала самыми грязными словами себя: «Дура, господи, какая же я дура! Из-за этой такое с собой сотворить. Да черт с вами со всеми, пропадите вы все пропадом».
Эмоции, которые она так долго держала в себе наконец нашли выход. Словно обезумев, кричала и каталась по полу и горькие слезы сменялись диким хохотом.
А вконец обессилев, она долго лежала на ковре, глядя в потолок, ни о чем не думая…
Выйдя из туалетной комнаты, увидела, что за окнами наступил ранний апрельский рассвет. Открыв входную дверь, впустила в дом нежный весенний ветерок и он, словно чувствуя, что здесь можно похозяйничать вволю, стал весело подбрасывать бумаги на столе, играть со шторами и поднимать со всех углов пыль.
Бросила взгляд на сухое дерево: «Как поживаешь, подружка?». Словно не веря своим глазам, медленно подошла к нему и села на землю. У самых корней, пробиваясь к солнцу, тянулся тоненький росток с одним нежно–зеленым листиком.
Она ласково гладила его, когда услышала шум крыльев над головой – аисты вернулись домой, наполняя округу веселым треском клювов. Жизнь продолжалась.
Достав из кармана телефон, набрала номер, который уже давно был записан, но позвонить она решилась лишь сейчас. После нескольких гудков услышала на том конце приветливый голос: «Детский дом. Слушаю вас».
«Здравствуйте, подскажите, что нужно сделать, чтобы усыновить ребенка?».
Вот уже несколько недель она просыпалась ночью в одно и тоже время и до рассвета не могла сомкнуть глаз. Когда в шесть тридцать звонил будильник, шла варить кофе и, закуривая сигарету, подолгу смотрела в окно. Потом наливала готовый кофе в чашку и, чтобы не расплескать, медленно шла в гостиную. Это был ее ритуал – пить утренний кофе не на кухне, а здесь в гостиной, за большим овальным столом. Когда–то она мечтала, что здесь на выходные обеды будет собираться вся их семья – родители ее и мужа, многочисленные родственники, и конечно, дети. Их дети.
