Сказка Эльфики

Сказка первая ГОРБУНЬЯ
Горбунья жила на высокой горе. Гора почти всегда была окутана густым туманом, и мало кому довелось хоть раз в жизни увидеть ее вершину.
К подножью горы подошли двое - мужчина и женщина. Видно было, что они проделали немалый путь. У большого камня, от которого тропинка уходила наверх, они остановились. Женщина была не молода, но высока, красива, с королевской осанкой и гордо вскинутой головой. Мужчина - большой, но какой-то вялый, с мягкими, добрыми и очень печальными глазами.

- Здесь, - сказала женщина. - Это тот самый камень. Давай присядем. Дальше тебе нельзя.
- Может, не пойдешь? - осторожно спросил мужчина.
- Пойду, - коротко сказала она. - Надо. Кто то должен.
Через какое-то время она встала, мужчина тоже. Они посмотрели друг на друга и обнялись. Сильно, как в последний раз. Женщина всхлипнула, но тут же взяла себя в руки и отстранилась.
- Я должна, - объяснила она.
- Я понимаю, - сказал мужчина. - Я буду ждать твоего возвращения.

Женщина кивнула, повернулась и не оглядываясь, пошла мимо камня, туда, вверх, по каменистой горной тропинке. По ее гордой напряженной спине было видно, что она едва сдерживает слезы. Мужчина смотрел ей вслед, пока она не скрылась в тумане, а потом повернулся и побрел обратно. Он знал, что возможно, они видели друг друга в последний раз. Не все возвращались с горы. Горбунья сама выбирала, кого принести в жертву.
Женщина шла в сплошном тумане, видно было шага на три, не больше. Было ли ей страшно? Наверное... Но она не позволяла страху проявиться - у нее была цель и твердое намерение, и это был их последний шанс, и ничто не могло помешать ей выполнить задуманное.
Вскоре туман начал редеть, и в какой-то момент пропал совсем. Она прошла еще несколько метров, остановилась и оглянулась. У нее захватило дух - такая картина открылась ее взору. Вверх уходила гора, и казалось, что вершина ее теряется в небе и может быть даже шепчется по ночам с луной. Под ногами - белое облако, подсвеченное золотыми лучами солнца. А над головой - синее-синее небо, и свет, свет, свет...
Женщина встряхнула головой и поспешила дальше. Ей некогда было любоваться - надо было до темноты попасть к Горбунье. До заката...
Тропинка вильнула влево, в заросли колючего кустарника, и женщина, пробираясь сквозь него, изорвала одежду и исцарапала руки, но это все была ерунда - по сравнению с тем, что она надеялась получить. "Все рано или поздно кончается, и эти кусты тоже" - подбадривала она себя. Так оно и вышло: еще пара шагов и она вырвалась на чистое пространство. И снова замерла: она оказалась на лугу, где паслись овцы и козы, а дальше стоял дом, и еще какие-то строения. И на пороге дома она увидела сгорбленную фигуру в темных одеждах... "Она! Горбунья...- подумала женщина. - Я пришла". И она двинулась через луг к дому.

- Зачем пожаловала? - Оценивающе окидывая ее взглядом, спросила старуха.
- За помощью. Говорят, ты творишь чудеса. Помоги и нам! - Попросила женщина. Видно было, что просить она не привыкла и слова давались ей тяжело.
- Гордая, - проронила старуха. - Ну, говори, гордая, что там у тебя?
- Внучка... Вот фотография. Здесь ей три месяца. А рядом дочь.
- Ого... Дочь сутулая какая... Что ж ты ее так согнула-то? А внучка... Горб растет?
- Да, врачи говорят, отложение солей. Потом будет горб.
- Не отложение, а отражение...
- Какое отражение? Чего отражение?
- Не понять тебе пока. Может потом... Ну а от меня чего хочешь?
-Как чего? Чтобы помогли. Говорят, если совсем надежды нет - только к вам. Вы многим помогли, я знаю.
- Ладно. Чем готова заплатить?
- Всем! Просите все, что хотите. Я знаю, вы деньгами не берете. Но вот золото - я все украшения взяла, все до единого! Возьмите! Здесь и с бриллиантами есть.
- Зачем мне тут твои бриллианты, дуреха? Убери. Не надо.
- Тогда... я готова.
- К чему?
- В жертву. Я знаю, вы приносите жертвы. Я готова - за внучку...
- А-а-а... Готова, значит. Ну-ну... Пойдешь ко мне в услужение. На семь лет. Согласна?
- На семь лет???
- Ну вот. А говоришь, готова.
- Нет, нет! Я пойду. Только я мало что умею...
- Ничего. Научишься. Пойдем, гордая, покажу тебе сарай, где спать будешь. И на семь лет - обет молчания. Поняла? Говорить буду я. А ты слушать. Вякнешь что-нибудь - выгоню сразу, имей ввиду.
- Я поняла. Я буду молчать.
- Подъем с рассветом. Что делать, скажу.
- А когда внучка выздоровеет?
- Откуда мне знать? Может и никогда. От тебя зависит.
- Я сделаю все, что вы скажете! Только бы она выздоровела.
- Ну-ну... Идем, гордая. Звать то тебя как?
- Анна. И внучку - тоже Анна. В мою честь.

... Потянулись однообразные дни. Утром надо было вставать с первыми лучами солнца и идти умываться на луг. Воды для мытья горбунья не давала - ее приносили издалека, из горного источника, - так что по утрам приходилось просто раздеваться и кататься по росе. Все так делали, и Анна тоже. Она уже знала, что не одна живет в служении у горбуньи. Но разговаривать между собой было запрещено, и каждая жила сама по себе, даже спали в разных местах. Потом завтрак - очень скудный, немного хлеба, немного сыра, козьего молока, похлебка иногда. Пить - только воду. А потом работа, работа и работа. Работы было много. Ее чуть-чуть разбавляли только обед и ужин, а с сумерками уже полагалось спать. Но Анна к этому времени валилась от усталости, и сон у нее получался мертвый, без сновидений.
Первое время Анне было очень трудно. Полная изоляция от мира, ни книг, ни других развлечений - монотонность убивала, работа изматывала, а обет молчания доводил до исступления. Но через какое-то время Анна с удивлением поняла, что молчать ей даже нравится. Столько ненужных, необязательных слов вдруг стало можно не говорить. Столько скучных, но неизбежных встреч отпало... Столько суетных мыслей куда-то ушло! И столько тишины и красоты было вокруг, что в голове вдруг стало так же пусто и просторно, как в небе над головой. Анна с удивлением заметила, что под ногами, в луговой траве, полно разных цветов и мелких насекомых, туман принимает причудливые формы, как будто рисует картины, а камни все имеют свое лицо.
И ритм ее дня стал ей нравиться: вставать с рассветом, ложиться с закатом, купаться в росе оказалось очень полезно: на щеках расцвел нежный акварельный румянец, кожа стала гладкой и перламутровой, а волосы попышнели и заблестели. Теперь по ночам ей снились необыкновенные цветные сны, и каждый раз ей казалось, что во сне в нее вливаются какие-то новые знания.
Она сначала считала дни, а потом бросила - ни к чему. Семь лет - большой срок, но это была ее плата. Если бы для исцеления внучки надо было заплатить больше, она бы заплатила. Тем более жертва ее оказалась не такой уж страшной - она ведь была настроена на самое худшее.

Однажды, когда Анна остановилась минутку отдохнуть и любовалась причудливыми изгибами тумана, горбунья подошла к ней, помахивая лукошком, и вместо привычных отрывистых команд - куда идти и что делать - вдруг сказала другое:
- Я смотрю, ты уже не держишь спину, как будто кол проглотила?
Анна молчала. Улыбнулась только. Какая спина? О чем это горбунья?
- И в глазах появился огонь. Раньше не было.
Анна молчала. Огонь? Ну, раз так - то пусть.
- Безмятежная ты стала. Спокойная. Так, гордая?
Гордая? О ком это она?
- О тебе, о тебе... Забыла уже? Ну-ка пойдем. Потолкуем.
Анна двинулась за горбуньей. Та привела ее к зарослям орешника - тут, на горе рос орешник, как странно... Хотя что такое" странно" в этом странном месте? Анна уже не знала...
- Давай пособираем орехи и заодно поговорим. Не разучилась еще?
- Не знаю, - с трудом разомкнула губы Анна. Слова выговаривались как то странно, словно были чужими. И даже лишними.
- Как тебе здесь? Не скучаешь по дому?
- Не знаю, - подумав, честно сказала Анна. Она и правда уже не знала: где она, что с ней, что ждет ее впереди. Просто не думала об этом.
- Пожалуй, ты готова. Теперь мы можем поговорить. Спрашивай!
- О чем? - слегка наморщила лоб Анна.
- А зачем ты пришла? Неужто и это не помнишь?
- Да нет... Помню. Но они там - а я здесь. Здесь все не так.
- Не так, - впервые улыбнулась горбунья. - Ты хочешь туда, в твой мир?
- Не знаю, - с удивлением сказала Анна. - Честно, не знаю. Там я всем была должна. А здесь - только тебе.
- Не мне. Себе, - поправила горбунья. - Расскажи мне, кому ты была должна там, внизу?
- Всем. родителям. Семье. Детям. Обществу. От меня все время ждали каких-то достижений, и я стремилась оправдать надежды. Я не могла их подвести. Даже когда мне было смертельно плохо и хотелось выть, я "держала лицо" - лишь бы не показать, что мне плохо. Я стойко переносила все удары судьбы и ничто не могло меня сломить.
- То-то у тебя спина была как у английской королевы, - вставила старуха, с наслаждением кидая в рот спелый орешек.
- Спина? Не знаю. Может быть. Да, наверное! Я несла на себе ответственность - за себя, за мужа, за детей, за работников своих, за подруг, за всех. Если кому плохо или помощь требуется - я тут как тут, всегда готова. Королева-мать. И чтобы не сломаться - высоко поднимала голову и держала спину. И детей своих учила тому же - не показывать слабости, идти по жизни с гордо поднятой головой.
- Договорилась. Видела я твою дочь - спина колесом. вылитая ты!
- Я? Но вы ведь сами говорите, что "как кол проглотила".
- Ага. Говорю. Это снаружи. А внутри - колесом. Нельзя взваливать на себя ответственность за целый мир. Он большой! А ты маленькая. Такой груз ответственности кого хочешь согнет. Дуреха...
- Почему груз ответственности?
- А что, нет? Если ты решила, что за все в ответе, то как же не груз? И дочку свою, похоже, тому же учила??
- Да... Учила. А как иначе? Если я сама такая... Только я ее учила спину прямо держать!
- А она раз - и не выдержала... Знаешь историю про соломинку, которая переломила спину верблюду? Последнюю соломинку? Ну вот... Для дочки твоей ноша совсем уж непосильной оказалась... Согнулась спина.
- А... внучка?
- А что внучка? Дочка - твое отражение, а внучка - дочкино. Отложение солей, говоришь... Невыплаканные слезы там отражаются, вот что! И неоплатная вина...
- Вы хотите сказать, что горб - это из-за нас? Из-за меня?
- Хочу. И говорю. А твоя спина "замороженная" - из-за кого? Из-за твоей матери... Так по роду и передаете послание, из поколения в поколение.
- Послание?
- Ну да. Это знаешь, штука такая... Его и вслух-то говорить, бывает не надо. Оно в делах проявляется. В том, как живешь... Делай, мол, дитя мое, как я! Ну, дитя и запоминает. И потом живет так же, как мать жила. С теми же заблуждениями.
- Разве ответственность - это заблуждение?
- Твоя - да. Ты должна нести ответственность за себя и за детей, пока малые. А как только выросли - у них своя ответственность появляется. А уж взрослые люди и вовсе должны сами за себя отвечать. Муж там... Родственники... Или подруги...
- Но как же! Если пройти мимо, не помочь! Разве так можно?
- Помогать надо, когда просят. Да и то не всегда. Ты сама посуди: тот, кому все время помогают, слабеет и силу теряет. Он же сам мышцы и мозги не напрягает, ну они и усыхают потихоньку. Так и в растение превратиться недолго! А ты ему еще и помогаешь: "Сохни, дорогой, чахни, а я уж все за тебя сделаю!"
- Но я, если не помогу, виноватой себя чувствую!
- Слышала про такую штуку - "горб вины"? Это не совсем горб, не настоящий, а просто как седло такое. Оно вот тут бывает, на спине, чуть повыше лопаток, но пониже шеи. Обычно у женщин. От него голова опущена, а плечи вперед подаются. Так и ходит, вся виноватая... На такое седло грех не взгромоздиться. А дальше только погонять осталось! Вези, мол, лошадка, ты выносливая!
- Да... Все про мою дочь - как будто видели вы ее.
- Сколько я таких видала-перевидала... Думаешь, ты первая здесь с такой бедой?
- да нет. Не думаю. Я видела здесь... других. А почему вы не разрешили нам разговаривать?
- А чего хорошего вы друг другу сказать можете? Глупым опытом поделиться? Своего мало, да? А в молчании, в труде, да на природе, уму-то пользы больше, чем от пустых разговоров!
- Это точно, - рассмеялась Анна. - Это я по себе заметила...
- Теперь ты можешь понять, что такое отражения.
- Да я, похоже, уже поняла. Это как туман. Вот он клубится свободно, а потом огибает скалу - и принимает ее форму. Тоже отражение, да?
- Правильно поняла. Так и в жизни все! Тело принимает форму от твоих мыслей. Подстраивается к ним!
- Но почему внучка??? Она ж малышка совсем? Какие там у нее могут быть мысли? За что она-то?
- А ты подумай! Она еще не родилась, а вы ей уже такой груз ответственности приготовили, что хоть и не рождайся. А горбик - он что? Да как защита от вас, ответственных. Сигналит: "Не приставайте ко мне, я это все равно делать не смогу, больная я!"
- Но вы-то! Вам то горб не мешает! - воскликнула Анна и осеклась.
- Не бойся, я не обиделась. Как же не мешает? Мешает. Но я ним сжилась за много лет. И живу не как мне предписано было, а так, как считаю нужным. Думаешь, чего я на гору забралась? Поэтому...
- Но вы... Если вы все это знаете, то почему себе не можете помочь?
- Потому и не могу, что поздно. Мне, чтоб такой умной стать, жизнь прожить пришлось. За меня жертву некому принести было...
- А раз уж слово вылетело, то скажите: правду говорят, что вы здесь кое-кого в жертву приносите? Неведомым богам?
- Вранье. Жертвы ко мне сами приходят. А уходят - уже не жертвами, а свободными женщинами. Богинями! Всегда.
- Но почему тогда не все возвращаются?
- А не все хотят. Есть те, кто здесь жить остается, а я не гоню. А есть и другие - которые в другую жизнь уходят, не хотят "под седло" возвращаться. Но это их ответственность - не моя.
- Я бы вернулась... Я запрещаю себе думать о доме, потому что еще долго их не увижу. Но я обязательно вернусь!
- Можешь собираться. Переночуешь - и домой. Тебе пора.
- Как пора? А как же "семь лет"?
- Ну, считай, год за три. Отработала! Вижу, ты и так все поняла. А раз так, то что тебе тут делать? Освободишь место для следующей дурехи, только и всего.
- Но... как вы узнали, что я уже поняла?
- А по телу. Тело у тебя стало другое... свободное! Ты теперь словно птица. Естественная такая, как природой задумано.
- Я правда могу идти?
- Орехи мне помоги до дома донести и собирайся! Утром уйдешь.

Анна не помнила, как они дошли до дома, как она последний раз переночевала в своем сарайчике. Как ни странно, заснула она сразу и спала она мирно и глубоко - как всегда. А утром, привычно искупавшись в росе, она двинулась туда, к тропе. Через колючий кустарник - на этот раз он послушно расступался и не нанес ей ни одной царапины. По каменистой тропинке - она прыгала по круче, как горная коза, походы к источнику за водой не прошли даром. Полоса вечного тумана - она купалась в нем, как в воде и он ласкал, гладил и холодил ее новую кожу. Подножие горы - вон оно, внизу, совсем рядом, и уже видно большой камень, от которого она когда то начала подъем.
Анна глянула вверх - туман застилал гору и луг, на котором она провела столько времени. Но на какое-то мгновение он поредел, расступился и ей даже показалось, что она видит темную фигуру горбуньи, раскинувшую руки.
"А ведь, пожалуй, врала она мне, - вдруг мелькнула мысль. - У нее там давно не горб. Там крылья!"
И Анна легко и радостно побежала вниз, к камню. Ей надо было домой. Она не знала, что там, и как они без нее, и ждут ли. Но ей очень надо было их увидеть - ведь она несла им новое Послание. Она заплатила.