Что общего между Александром Пушкиным и Михаилом Лермонтовым?

Статья интересная, но достаточно длинная...


…Этих двух гениальных людей объединяла целая череда удивительных совпадений. Оба родились в Москве, но известность получили в Петербурге. Оба – из старинных дворянских родов у обоих экзотические иностранные предки (эфиоп Ганнибал у Пушкина, шотландец Лермонт у Лермонтова). Оба опубликовали свои первые стихи в пятнадцать лет. Оба побывали в ссылке из-за своих произведений. И оба были завзятыми дуэлянтами.

Короче говоря, их судьбы во многом совпали, иногда даже до мелочей.

Первая публикация Пушкина – «К другу-стихотворцу» в журнале «Вестник Европы» в 1814 году была подписана «Александр Н.к.ш.п.», то есть фактически была анонимной, – лицейские правила не допускали публикаций под собственным именем. Для юного поэта это не имело значения: достаточно широкий круг его однокашников по Лицею, их родственники и приятели были в курсе событий. Так что, Александр продолжал творить, не прячась больше за анаграммами.

Лермонтов в сентябре 1830 года тоже анонимно опубликовал стихотворение. Это была «Весна», в журнале «Антей». Но никаких откликов на свое произведение не услышал, оскорбился и в последующие почти шесть лет писал исключительно «в стол», даже не делая попыток что-то опубликовать.

Исключение составляли записи в альбомы светских красавиц, но что серьезного мог туда написать Лермонтов? Разве что, лишний раз подчеркнуть свое, мягко говоря, негативное отношение к радостям жизни.

В 1820 году Пушкин под видом служебного перемещения был сослан на юг: дело не в том, что императору Александру надоели его эпиграммы, а в том, что поэт исхитрился оскорбить высшее духовенство России.

Наказание, впрочем, оказалось достаточно мягким, – никто не мешал ему публиковать новые стихи и поэмы, а также получать за них деньги от издателей, – хотя шум вокруг «тирании» и «гонений» был поднят немалый.

Служить на Кавказ Лермонтов был переведен в феврале 1837 года за стихотворение «На смерть поэта». И тоже весьма дешево отделался: в стихотворении содержался прямой призыв к свержению самодержавия и физической расправе над царедворцами.

И снова те же крики «прогрессивной общественности» насчет «тирании», хотя поэт провел на Кавказе меньше года: в начале января 1838 года он уже был в Петербурге и публиковал свои произведения. Правда, достаточно безобидные: «Песню про купца Калашникова», «Тамбовская казначейша», «Дума», «Три пальмы»… Обратно на Кавказ, судя по всему, не хотелось.

В 1824 году Пушкин, достаточно накуролесивший в своей «южной ссылке», был официально уволен со службы и до1826 года выслан в село Михайловское под полицейский надзор. Император оказал этим немалую услугу российской поэзии, дав опальному поэту возможность сосредоточиться на творчестве. Заодно, кстати, уберег его от ссылки в Сибирь, поскольку Пушкин не смог бы остаться в стороне от заговора декабристов просто в силу своего характера, не говоря уже о дружеских связях.

Мудрено, однако, уберечь человека, если тот стремится к чему-то почти так же маниакально, как Пушкин искал – и находил! – поводы для дуэлей. Чудо вообще, что «солнце русской поэзии» дожило до роковой встречи с Дантесом. А всему виной… суеверность, доходящая до абсурда.

Про хрестоматийного зайца, отрезавшего Пушкину путь на Сенатскую площадь, всем известно. Гораздо менее известен тот факт, что сразу после выпуска из лицея Александр с неким приятелем отправился к модной в Петербурге гадалке. Та предрекла юному поэту смерть из-за женщины, которую он примет от белокурого человека на белом коне. Пушкин поверил, потому что его приятелю была предсказана скорая смерть – и тот через несколько дней действительно погиб.

С тех пор Пушкин в каждом блондине видел своего потенциального убийцу, даже если рядом не оказывалось ни одной женщины. Особенно он не любил кавалергардов и вообще конницу, поскольку там была слишком большая вероятность повстречать рокового блондина на коне соответствующей масти.

Пушкина вообще трудно было назвать приятным в общении человеком.

В молодости он не только стремился использовать малейший повод для вызова на дуэль, но даже откровенно провоцировал рискованные ситуации. Пребывание поэта в Кишиневе отмечено едва ли не десятком жестоких ссор и поединков, об одном из которых судачили многие.

На дуэли с офицером Зубовым, которого Пушкин обвинил в шулерстве, поэт, ожидая выстрела противника, безмятежно лакомился черешней и демонстративно плевал косточками в своего визави, чем, естественно, привел его в ярость. Возможно, именно поэтому Зубов промахнулся, а Пушкин отказался от своего права на выстрел и впоследствии красочно описал ситуацию в своей повести «Выстрел».

Вернувшись из ссылки, Пушкин не стал ни мягче, ни добрее к людям. Правда, с годами его бешеный темперамент немного охладился, да и женитьба на любимой женщине, признанной красавице, несказанно льстила самолюбию. Но эта женитьба стала еще одним «пунктиком»: в каждом мужчине, приближавшемся к Наталье Николаевне, поэт видел соперника, причем соперника счастливого.

А в год, предшествовавший роковой дуэли, Пушкин, по общему мнению, самым настоящим образом «искал смерти». Популярности в высшем свете Петербурга ему это не прибавило, а злой и насмешливый язык множил недоброжелателей не по дням, а по часам.

Количество неизбежно перешло в качество: доведенный до крайности, Пушкин вызвал на дуэль первого, кто подвернулся в этот момент под руку – своего шурина. История эта известна во всех деталях, нет смысла ее повторять. Увы, Дантес был блондином и ездил на белом коне. Пророчество гадалки сбылось.

Позже Дантес пытался заявить в свое оправдание, что он, во-первых, ни в коем случае не желал убивать родственника, целился в ноги, но «пистолет отдал», и пуля ранила Пушкина в живот. Затем выстрелил раненый Пушкин и, увидев, что противник упал, громко крикнул:

– Браво!

Потом выяснилось, что Дантес был ранен не в грудь, а в руку. На смертном одре Пушкин простил своего убийцу, то есть поступил как истинный смиренный христианин, и наказал рыдающей жене «год носить траур, а потом идти замуж»…

Только перед лицом неотвратимой смерти поэт повел себя как взрослый и разумный человек – пожалуй, впервые в жизни.

Кстати, Николай I, которого так гневно обличал Лермонтов в своем творении, много раз прилюдно называл Пушкина «умнейшим человеком России», разрешил ему использовать для работы секретные архивы, не раз помогал материально, наконец, уплатил все его долги, а это – 45000 рублей, сумма по тем временам колоссальная. Назначил пенсию жене и детям поэта, а виновника смерти Пушкина немедленно выслал из России. Посадил бы в крепость, но Дантес был иностранным подданным.

Императора обвиняли в том, что он «допустил дуэль», но те же самые претензии можно предъявлять и ко всем друзьям Пушкина, в том числе и самым близким. К тому же – это неправда: Николай I отдал приказ шефу жандармов воспрепятствовать поединку, но тот не успел…

В отличие от Пушкина, Лермонтов был весьма далек от царского двора, никогда не имел никакого придворного чина и не писал оскорбительных эпиграмм случайным людям, но высокомерные насмешки и дерзости позволял себе частенько. Так что, характер у юного поэта тоже оставлял желать лучшего.

Когда хотел, он мог быть общительным и веселым, но чаще был замкнутым, желчным, язвительным и мрачно-задумчивым. Один из современников оставил нам такое его описание:

« …во всей его внешности было что-то зловещее и трагическое. Какой-то недоброй и сумрачной силой, задумчивой презрительностью и страстью веяло от его смуглого лица, от его больших и недвижно-темных глаз».

Недоучившись в Московском университете, Лермонтов попытался перевестись в университет Петербурга, но этого так и не произошло. Тогда он поступил в школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров и после ее окончания в звании корнета был зачислен в лейб-гвардии Гусарский полк. Два с лишним года, ничем особенно не выделяясь, Михаил нес военную службу в Петербурге. А когда погиб на дуэли Пушкин, автор стихотворения «На смерть поэта» мгновенно стал героем дня.

«Высочайшая реакция» на стихотворение последовала немедленно: Лермонтов был отправлен в действующую армию на Кавказ прапорщиком. Но меньше, чем через год, ему разрешили вернуться, а в декабре 1839 года после нескольких высочайших поощрений(!) произвели в поручики. Своеобразное, надо сказать, наказание за дерзость, сильно напоминающее «ссылки» Пушкина.

Грустно развенчивать еще одну легенду о великом поэте, но в этот неполный год на Кавказе Лермонтов не столько служил, сколько «проходил лечение» в Пятигорске и Кисловодске, сильно простудившись по дороге из Петербурга на Кавказ. Благо, средства позволяли проводить время на целебных водах в окружении блестящего общества. А когда это общество наскучило – пришло дозволение вернуться в столицу.

Ходили слухи, что большой почитательницей творчества Лермонтова была императрица Александра Федоровна, которая и заступалась за него перед августейшим супругом.

Поэт отблагодарил свою высокую покровительницу по-своему: на новогоднем балу-маскараде позволил себе дерзкую выходку против императрицы и ее придворной дамы. Он «не узнал» высокую персону и обошелся с ней едва ли не как с дамой полусвета.

Удивительно, но Лермонтову и это сошло с рук. Правда, император резко к нему охладел, но никаких мер не принял. Поэт по-прежнему посещал великосветские гостиные, писал стихи, публиковал их в свойственной ему язвительно-мрачной манере, волочился за хорошенькими женщинами… и дрался на дуэлях.

За одну из них – с Эрнестом де Барантом, сыном французского посланника в России, – Лермонтов вторично отправился в ссылку на Кавказ. Чин поручика ему сохранили, но определили в действующую армию, где он проявил себя настоящим храбрецом. Командование представляло его к золотой сабле, дважды – к ордену, но Николай I все представления отклонил. По-видимому, считал, что поэт еще не до конца искупил свою вину, а может, просто не мог справиться с личной неприязнью.

Одно очевидно: не было никакого высочайшего повеления «организовать» очередную дуэль, чтобы погубить поэта. Небыло никакого «второго стрелка в кустах», как бы ни старались это доказать некоторые биографы Лермонтова, чрезмерно увлекавшиеся криминалистикой. Был молодой человек с очень непростым характером, тяжело переживавший отказ государя признать его военные заслуги и из-за этого цеплявшийся к самому ничтожному поводу для выплеска своего недовольства. Не было бы Мартынова – подвернулся бы другой, вопрос времени.

Немногие его друзья предвидели это. 20 мая 1840 года А. С. Хомяков пророчески писал Н. М. Языкову: «А вот еще жалко: Лермонтов отправлен на Кавказ за дуэль. Боюсь, не убили бы. Ведь пуля – дура, а он с истинным талантом и как поэт, и как прозатор».

Тем не менее, в январе следующего года Лермонтову удалось выхлопотать себе трехмесячный отпуск и разрешение провести его в Петербурге. Казалось бы, гроза прошла стороной: в столице образованные люди зачитывались «Героем нашего времени», весь тираж повести был почти мгновенно раскуплен, дамы и девицы упивались стихотворениями «русского Байрона»…

Окончательно решив покончить с военной службой и заняться изданием журнала, Лермонтов подал «на высочайшее имя» прошение об отставке. Вдохновляло его и то, что отпуск продлили еще на месяц: он полагал, что, коли дают отсрочку, так и отставку примут. А чтобы окончательно убедиться в своем безоблачном будущем, отправился… к той же гадалке, которая предсказала Пушкину «смерть от белого человека».

Задав ей вопрос, останется ли он в Петербурге, Лермонтов в ответ услышал:

– В Петербурге тебе вообще больше не бывать, не бывать и отставки от службы, а ожидает тебя другая отставка, после коей уж ни о чем просить не станешь.

И буквально на следующий день пришло предписание о возвращении на Кавказ.

Прощальный вечер проходил в доме Карамзиных, и все присутствовавшие утверждали, что Лермонтов был очень грустен, задумчив и беспрестанно говорил о неминуемой близкой смерти.

Это не помешало ему, впрочем, перед отъездом написать восемь(!) чрезвычайно язвительных стихов в адрес графа Бенкендорфа, как он полагал – его главного недоброжелателя. Не самый разумный поступок для офицера. Граф отреагировал секретным приказом, запрещающим допускать Лермонтова к военным действиям. Карьеру в армии можно было считать законченной.

На Кавказ, впрочем, поэт не слишком торопился: по дороге туда заехал в Москву, где провел несколько недель, посещая родных и друзей. А до Кавказа Лермонтов в компании своего родственника Александра Столыпина добирался долго – дороги были, мягко говоря, скверные. Едва приехав в Ставрополь, он тут же испросил у начальства разрешения задержаться там «на несколько дней» и за это время успел загореться новой идеей: ехать не в Темир-Хан-Шуру (теперь – город Буйнакск), где находился его полк, а в Пятигорск.

В Пятигорск Столыпин и Лермонтов прибыли 13 мая 1841 года и прожили там два месяца до роковой дуэли Лермонтова с Мартыновым.

Дальнейшее хорошо известно. В Пятигорске как раз в это время находился отставной майор Мартынов, однокашник Лермонтова по военной школе. Они возобновили старое знакомство, хотя Николай Мартынов прекрасно помнил насмешки и колкости, которыми осыпал его Лермонтов в прежние времена. Осыпал, надо сказать, незаслуженно: Мартынов признавал поэтический и художественный талант Лермонтова и ничем не задевал его самолюбия.

Впрочем… Мартынов был высоким, красивым блондином, а Лермонтов, как известно, красавцем никогда не считался. Зато не считал нужным сдерживать свой непростой характер в отношениях с другими людьми. Сама их встреча была первым шагом к дуэли, хотя оба они об этом вряд ли догадывались.

К несчастью, военная карьера Мартынова не удалась: за полгода до роковой встречи в Пятигорске ему пришлось подать в отставку. А поскольку он всегда мечтал стать генералом, расстаться с этой мечтой оказалось очень трудно. Мартынов замкнулся, стал одеваться нарочито по-черкесски, на поясе всегда носил большой кинжал. Идеальная мишень для острот Лермонтова!

До дуэли с Лермонтовым Мартынов вообще в поединках не участвовал, в скандальных историях замешан не был и меньше всего походил на бретера. Но вечером 13 июля 1841 года в зале дома генерала Верзилина Лермонтов, оживленно беседуя с дочерью хозяев Эмилией и… Львом Пушкиным, младшим братом великого поэта (!), посоветовал своей собеседнице «быть осторожнее с этим опасным горцем с большим кинжалом: он ведь и убить может». Он, разумеется, метил в Мартынова, который тоже находился в зале.

Звучавший до сих пор рояль замолк как раз в эту минуту, и слова Лермонтова прозвучали более чем отчетливо. Шутки закончились – Мартынов вышел из себя и резко заявил:

– Я долго терпел оскорбления господина Лермонтова, но впредь этого делать не намерен!

Лермонтов улыбнулся. Это стало последней каплей. Дуэль стала неизбежной.

Ее могло бы и не быть, но… Все равно была бы другая, Лермонтов никогда не скрывал своей мечты «умереть с пулей в сердце». Что, собственно, и произошло: 15 июня 1841 года Михаил Лермонтов трагически погиб на дуэли.

Вдумайтесь: оба наших великих поэта, чьи жизненные пути хотя и не слишком тесно, но все же переплетались, погибли исключительно из-за своего характера. Козни самодержавия тут совершенно ни при чем. Не будь оба гениями, никто в России этих дуэлей и не заметил бы. Мало ли сумасбродных молодых дворян расставались с жизнью подобным образом?

Два классика русской поэзии погибли на классических дуэлях. Оба предвосхитили события, написав о них: Пушкин – в «Евгении Онегине», Лермонтов – в «Герое нашего времени». Оба не пользовались особым расположением светского общества.

«Будучи вполне детьми своего века, разделяя с современниками своими все их положительные и отрицательные качества, они выделяются среди них, возвышаются над ними, уходя от всего относительного, преходящего, принадлежащего данному веку и составляющего злобу дня в область необъятного, безотносительного, общенародного или общественного, делающего их творения достоянием многих веков или многих народов, смотря по степени их гениальности и общечеловечности», – писал Александр Скабичевский, литературный критик и историк литературы.

Классическое определение классика. Ни убавить, ни прибавить…

автор Светлана Бестужева-Лада

источник- smena-online.ru/stories/klassicheskoe-sovpadenie


Можно еще почитать- Тайна романа «Евгений Онегин»