Поезд приходил в Питер в девять часов утра. Растянула застывшие от неудобной позы ноги, открыла глаза: без десяти девять на часах. Быстро сняла с верхней полки вещи, застегнула куртку и вот уже бегу по вокзальному перрону в поисках столба с буквой «М». Питерское метро мне нравится, после московского оно кажется самым быстроходным в мире: всюду добираешься за полчаса. Выхожу из подземелья, и морозный ветер гонит меня к первому встречному автобусу. Слава Богу, мой! Еще пятнадцать минут – и я уже стою перед дверью. Она открывается, и меня покрывают объятия и расспросы. Все рады: моя подруга Нина и ее десятилетний сын Коля. Он улыбается, значит – не забыл. Мне очень нравится эта Колина улыбка. У него есть в запасе и другая, хитрая, когда Колька что-то тайное задумал: разыскать, например, спрятанные мамой на антресолях конфеты и приняться за них втихомолку, надкусывая каждую, чтоб потом разрешили все доесть. Окидываю взглядом кухню (как хорошо, что ничего не изменилось!) и усаживаюсь за чашку чая, чтобы узнать, как прожили целый год без меня Ниночка и ее сын-инвалид.
Инвалид… В юности, встретив инвалида на улице, я инстинктивно примеряла на себя его судьбу и отстранялась, страшась возможного несчастья. Все внутренние пружины моего существа восставали против этого. Позднее, встречая инвалидов в электричках, судорожно искала 10 рублей (большую, как мне хотелось думать, сумму) и, отдавая их в руки безногого или слепого, вступала в некий договор с «судьбой»: только пусть со мной и моими близкими такого никогда не случится!
Затем произошел случай, заставивший меня задуматься. Мы с подругой были приглашены на детский праздник, итогом которого стала спортивная эстафета. Палочка переходила из рук в руки – и так до самого финала. Как правило, самая яростная борьба разгорается между последними игроками. Одним из них оказалась рыжеволосая девчонка, у которой вместо проворных ручонок висели две синие трубочки пустых рукавов олимпийки. Запыхавшийся мальчишка сунул ей палку прямо в рот, и она отчаянно помчалась за победой. По окончании соревнований я оказалась свидетелем короткого диалога. Дочь моей подруги, увидев рыжеволосую победительницу, со слезами в голосе тихо пробормотала: «Бедненькая». На что «бедненькая» резко обернулась и твердым голосом произнесла: «Это я-то бедненькая?!» Эти слова и взгляд будто повернули во мне ключик от какого-то непростого замочка в важной дверце. Открыли же эту дверь Нина и Колечка, открыли бережно и как будто по разрешению той строгой «судьбы», с которой я раньше шла на неписаный уговор о моем непременном счастье. Судьбы, которая сулила Нине и ее ребенку нелегкую долю.
Как-то забежав к подруге после работы, я увидела сидящую на диване хрупкую женщину с пышной шевелюрой волос и серьезными серыми глазами. Познакомились. Нина приехала на консультацию к профессору с семилетним сыном. Меня она пригласила в гости посмотреть Питер. Через месяц я поехала в северную столицу обозревать сокровища мировой культуры, но обрела совсем другое «сокровище». Настоящее.
У Коли была тяжелая родовая травма, которая повлекла за собой необратимые процессы. Врачи, не церемонясь с немолодой уже мамашей, объяснили ей просто и доходчиво, что Коля умрет в 3 или 4 года и уж точно не доживет до 5. Эти годы можно было бы сравнить только с переживанием войны. Она боролась за его жизнь, а родные люди говорили с ней будто из другого мира: «Ну как такое могло произойти? Как ты, отличница, дипломированный специалист, никогда нас не огорчавшая, могла родить такого сына?» А сердобольные подружки, насмотревшись на ее земные мытарства, тихо перешептывались: «Уж лучше б его такого Бог к себе забрал». А для Нины он не был таким ребенком! Коля был ее любимым сыночком, который, как все дети, пришел в мир, чтоб сказать нам: «Радуйтесь!» (так приветствовали друг друга в древности). И она радовалась сквозь слезы – одна за весь мир. А впереди были испытания, которые захлестывали ее, как набегавшие огромные соленые волны.
Сначала были обследования и консультации и постоянное предчувствие смертельного приговора. Но вот сын уже держит головку, идет ножками. Затем новая волна: Коля не говорит, лишь иногда издает бессвязные звуки. Напряженное ожидание – и вот пятилетний порог перейден, сын жив. Штиль. Уже привыкли к комиссиям, школа не за горами. И вдруг в поезде с Колей случился приступ: потеря сознания и судороги. Это не случайность, теперь они будут приходить внезапно, и надо быть к ним готовой. Школа. Коля не смог обучаться с другими детьми в одном классе, от перевозбуждения начинались приступы, пришлось заниматься на дому. Учительница верит в Колины способности, за один год школьной программы он прошел два класса по математике! Рисует, пишет, читает про себя. Окрыляется материнская гордость, рождаются мечты. Но вот новый удар: ушел муж. Купил себе квартиру и ушел. Сердце замерло, но не перестало биться. Сквозь тучи вдруг показалось солнце, а под ногами она обрела не зыбучий морской песок, а каменные ступени храма. Церковь. Многие не понимают, что Коля – инвалид, ругаются церковные бабушки, а Коля обнимает иконы и верещит на непонятном гортанном языке. Первая Пасха. На Светлой седмице Коля без спроса бежит в алтарь, а настоятель ласково берет его за руку и успокаивает перепуганную мамочку: «Где благодать, там и Коля». Опять надежды: может быть, у какой-то святыни ребенок исцелится. Храмы, монастыри, паломничества, горячие молитвы. Новая ступень: загадочная болезнь желудка у Нины, принятие пищи приносит боль, не вся еда переваривается. Начинаешь благодарить Бога за самые простые вещи, мечты уступают место короткой ясной мысли: «Славу Богу за этот прожитый день». Так изо дня в день рождается доверие Промыслу и терпение.
Я разбираю московские подарки: маме – одеяло, Коле – фонарик. Жаль, что нельзя конфет, которые Коля так любит! Они гасят воздействие гомеопатических таблеток. Колька подбегает ко мне и проверяет, есть ли у меня на шее крестик. Показываю, что имеется: я не басурманка какая-то. Потом он дергает меня за волосы: это просьба; наверное, хочет, чтобы я достала что-нибудь с полки. Идем в комнату, достаю фломастеры и альбом. Колька рисует дом, а потом подходит и целует меня прямо в нос. Он каждый вечер ждет меня около двери и не отходит, пока не запиликает звонок домофона. А когда я уезжаю в Москву, Коля не прощается, он уходит в другую комнату, чтоб там пережить горечь расставания, а после моего отъезда еще долго сидит один в комнате, где я ночевала. Я счастлива. Меня еще никто так деликатно и сильно не любил, жаль только, что я доставляю ему боль своим отъездом.
Я радуюсь, что Коля пришел в наш мир, и не считаю «судьбу» жестокой, а благодарю ее за то, что она приоткрыла для меня дверь своего удивительного замысла. А еще, если я вижу ребенка-инвалида на улице или в метро, то обязательно улыбаюсь, а он зачастую улыбается мене в ответ. Радуйтесь!
Ольга Мамонова
