православие и любовь

обожаю их

Я кстати тоже совсем недавно читала эту статью в бумажном варианте... Ну что могу сказать... Совершенно неоднозначное впечатление у меня осталось... Молодая красивая пара живет практически без сексуальных отношений... А что собственно в этом хорошего? Сложилось у меня впечатление, что Илья просто бежит от себя самого в прошлом... а разве можно убежать от себя?

Скопируйте статью сюда кто-нибудь, please. Интересно, о чем речь? Google выдает инфу. что у них не было сексуальных отношений до брака. И все.
Пока вся эта шумиха напоминает только грамотный пиар 2 звездочек ))

извиняюсь, не поняла, а где можно скачать или посмотреть?

в интернете набираете - Илья Любимов Тридцать пять шагов к бесконечности
выйдет кусок и предложение оплатить вариант зарегистрировавшись на сайте КАРАВАН ИСТОРИЙ. Стоимость через смс 10 руб. Думаю это совсем не дорого чтоб оплатить. Я сначала скачала себе на комп но не имею права распространять. сначала прочтите, если не сложно. хочу обсудить эту тему...

спасибо, сейчас попробую.

Статью все же выставляю. По частям.

Илья Любимов. Тридцать пять шагов к бесконечности.

О том, что близость между нами невозможна до венчания, я объявил Кате сразу, ожидая увидеть, как ее огромные глаза станут еще больше. Но она безропотно согласилась.
Распевая во весь голос любовные баллады, я болтался на веревке между небом и землей. И это были вовсе не съемки романтического или остросюжетного фильма, а часть моей собственной, реальной свадьбы. Называлась она «Выкуп невесты». Продолжая карабкаться по стене блочного «замка», в котором томилась в заточении моя креативная невеста, я чувствовал себя полным кретином. Но чем выше поднимался, оставляя позади шлейф прошлой жизни, тем с большим упоением играл в задуманную Катей игру: «А ин-те-ресная у меня будет жена...»
Когда залез, наконец, в окно четвертого этажа, выяснилось, что суженая соорудила еще парочку препятствий перед заветной дверью. Открыться она могла только перед женихом, который сумеет отмерить каждый шаг перечислением достоинств будущей жены. На десерт еще и на дудочке сыграет. Зная мое скептическое отношение к свадебному антуражу, Катя предупредила подруг, чтобы следили за моим настроением. Дескать, если почувствуете, что жених-циник на пределе и теряет терпение, не терзайте, сворачивайте спектакль, хватайте его и быстренько едем в ЗАГС. А то как бы из-за шалостей вовсе мужа не лишиться. Бедная моя девочка! Страхи ее были не напрасными. Ведь перед тем как меня повесили на веревке приглашенные каскадеры, пришлось уже преодолеть немыслимое количество заслонов. Главное — требовалось завоевать расположение подружек, для чего мне были торжественно вручены ведра, тряпки, губки и моющие средства. Я должен был до блеска вымыть Катину машину, которую они основательно заляпали. Барышням удалось растопить мое равнодушие. Оценив, наконец, экстравагантность замысла и неповторимость момента, я старался вместе со всеми веселиться от души. На последних метрах перед встречей с невестой полностью погрузился в отведенную мне роль. И напрягая фантазию, вспоминал всевозможные эпитеты, которые могли бы соответствовать любимой и единственной женщине. Приближаясь к ней с каждым шагом, а их оказалось тридцать пять, как и прожитых мною лет, подумал: «Вот с этого, Илья Петрович, и начинается твоя новая жизнь...» С самого детства я был очень бойким и жадным до жизни. Познавал окружающий мир по-своему: гонял во дворе котов, постоянно кривлялся одноклассникам на потеху, а любимым развлечением стало разыгрывать людей. Помню такой эпизод. Родителей не было дома, и я с двенадцатого этажа стал швырять яйца в стоявшие внизу машины, пока одно яйцо не достигло цели, замечательно шмякнувшись точно на крышу. Увидев, что из «Запорожца» вылезает хозяин, я стремглав выкатился на улицу. Подошел к пострадавшему и, задрав голову, вместе с ним возмущался и ругал на чем свет стоит «этого недоноска», гневно грозя пальцем самому себе. Еще без стыда и совести предлагал вычислить негодяя и согласно кивал, когда владелец угрожал вырвать ему ноги из задницы. Я — мальчик, что называется, из хорошей семьи, умел отлично пользоваться набором данных природой и воспитанием преимуществ: смазливостью, образованностью, способностью хорошо болтать и красиво врать, являя всем свою двуликость. Причем до такой степени, что если опросить обо мне знакомых — учителей, соседей, приятелей, они нарисуют абсолютно несхожие портреты, будто говорят о разных людях. Но все это был один и тот же хитрый и изворотливый мальчик. Взрослея, я становился все более и более отвязным молодым человеком, хотя жил в благополучнейшей семье со старшим братом, младшей сестрой, дедушкой и родителями, давшими детям прекрасное воспитание.
Мама наша филолог, переводчик, специалист по английскому языку и литературе, в совершенстве владеющая еще и французским. Папа как талантливый конструктор всю жизнь двигал отечественное военное авиастроение в знаменитом ОКБ Сухого. К слову, как и папа, я был силен в математике и долгое время хотел стать программистом. Впрочем, все науки давались мне легко. Нашел общий язык и с музыкой — мальчик из хорошей семьи, разумеется, окончил музыкальную школу. Родители отдали энергичного ребенка в Театр юного москвича под руководством Александра Тюкавкина, где мой старший брат Олег уже занимался несколько лет. В те годы начался бум международных детских фестивалей, и ТЮМ со своими спектаклями исколесил всю Европу — от Польши до Франции. Пока другие корпели над учебниками, у нас кипела настоящая жизнь! Забегая вперед, скажу, что по проторенной братом тропке я поступил и в ГИТИС вольным слушателем в мастерскую Петра Фоменко (Олег тогда уже играл у прославленного мастера в театре). Выпускные классы школы параллельно окончил экстерном. А в двадцать один год стал актером того же театра. То есть моя биография выглядит довольно красиво. Но это только внешне. За кулисами же было по-другому. Итак, возможность кривляться на законных основаниях приводила меня в неописуемый восторг, но жажды запретного не утолила. В моей природе уживались стремление к чистому, глубокому, прекрасному и страстная тяга к темному и греховному. К набору удовольствий, которые неизменны для человека, рвущегося из теплой, уютной, благополучной семьи на холодную, угрюмую и опасную улицу. Мне было интересно слушать с отцом классическую музыку, участвовать в семейных просмотрах интеллектуального кино. И одновременно с этим представьте такую картину: подвал под Ленинским проспектом, целая система коммуникаций, и в этом лабиринте подземных переходов кучкуются подростки — кто-то выпивает, кто-то нюхает клей, кто-то курит марихуану, а кто и посерьезней оттягивается. И весь этот московский андеграунд притягивал меня как магнитом, я был своим в тусовках молодых людей, кайфующих на ворованные у семьи деньги. В этом тоже преуспел: тянул у родителей из карманов, кошельков и семейных заначек. А поскольку был лжив и изобретателен, обожал провоцировать людей, сталкивая их лбами, то убедительно врал маме с папой, сваливая вину на бедного дедушку. Начал с малого, а потом обнаглел настолько, что однажды на сворованные деньги купил мотоцикл! И опять все свалил на деда. Благодаря деликатности родителей он никогда об этом не узнал. Мама оставляла деду рядом с деньгами записочки, где просила не стесняться, не таиться, а прямо говорить — что ему нужно взять на расходы. Я бумажки находил, читал, и, конечно, меня это не останавливало. Спустя много лет, только после того как пришел к вере, открылся маме, просил простить. Увы, перед дедушкой каяться было поздно, его уже не стало.
(взято из интернета 7days.ru/caravan-collection/2012/12/ilya-lyubimov-tridtsat-pyat-shagov-k-beskonechnosti/39#ixzz2Fr7WxA2t)

Продолжение статьи.

...Стыдно мне было и тогда, но подростковая гормональная энергия требовала насыщенной эмоциями жизни. И я шел (скорее, катился!) дальше. Ведь дело было совсем не в деньгах и даже не в том, на что их можно потратить, главное — острота ощущений! В тот момент я чувствовал определенное родство с представителями криминального мира, тесное общение с которыми судьба мне обеспечила. Они казались людьми дела, отвечавшими за свои слова. В этом кругу было меньше пустой трепотни, внимания к чувствам и мелочам, всего того, что я получал среди богемы — кинематографистов, деятелей театра, художников, писателей. Но именно сочетание этих двух ставших моими миров, напряжение между этими полюсами и взаимное их тяготение составляли для меня объемную картину жизни. Богема яростно описывала, воплощала на сцене, на полотнах и экранах жизнь «других» — криминала, «дна», талантливо воспроизводя черты, какими не обладала сама. А эти «другие» в свою очередь грамотно потрошили кошельки и разрушали здоровье людей творческих. Миры, которые не могут существовать друг без друга, — старая и известная формула. Из этой формулы рождается искусство и гибнут люди. Скажем так: в физическом душегубстве я не повинен. Но всевозможные способы относительно честного отъема денег, включая крупные аферы, манипуляции со всякими губительными веществами, говоря прямо — наркотой, — этого было с лихвой. И образ рафинированного интеллигента не мешал, а не раз выручал, помогая произвести нужное впечатление. Это, в общем, тоже старая формула: самые отъявленные хулиганы, как правило, происходят из хороших семей. И менты меня вязали не раз, и в тюрьме в результате посидел, и срок получил, но усилиями хороших адвокатов — условный. Если бы скопил все деньги, которые попадали в мои руки тогда, уже к концу института был бы «в полном шоколаде». Но не деньги, еще раз подчеркиваю, были целью. Огромные суммы уходили сквозь пальцы, просто прожигались. А бывало, от реализации какой-нибудь нелегальной дряни ничего не клал себе в карман. Я был движим дикой страстью, жадным любопытством к исследованию всех сторон жизни. С обязательной оговоркой: жизни в том понимании, какое может быть у человека, не имеющего ни малейшего представления о Боге. Обладая талантом виртуозного демагога, разносил в пух и прах любого, кто пытался приближаться ко мне с христианскими идеями. В моей жажде страсти, конечно, не обошлось и без страсти в банальном смысле этого слова. Женщины, секс, плотские утехи— куда же без этого наркотика? Я был смазливым, с хорошо подвешенным языком и не испытывал недостатка в женском внимании, предложений делалось даже в избытке. Было бы их меньше, связей было бы больше. Мне с моей вечной тягой к адреналину то, что легко и доступно, не по вкусу. Но при этом была и любовь — огромная, взаимная и тяжелая. По неписаному договору мы оба не рассказываем об этом. Могу только, подвесив интригу, сказать, что эта замечательная актриса известна всем, именно поэтому имя ее будет удержано в тайне. Начавшись в шестнадцать, наши отношения — страстные, мучительные, больные — тянулись лет восемь... Я тогда потерял счет времени, так долго мы терзали друг друга, наделав массу глупостей с обеих сторон. Настолько не доверял ей, что стал тайком читать ее дневник, вскрылась измена, это был кошмар. Мы одновременно и поочередно заводили показательные отношения на стороне, чтобы вызвать ревность или просто потрепать нервы. Исходя взаимной страстью, но не имея элементарного доверия, мы не только изводили друг друга, но и самоуничтожались, разрушив себя до основания. Когда отношения практически иссякли, мой верный друг актриса Наталия Курдюбова позвала отдохнуть в Черногории. Я поехал, там еще и заболел, причем как-то очень тяжко. Позвонил возлюбленной и, почувствовав в голосе что-то незнакомое поинтересовался, не скучает ли она без меня. В ответ прозвучало: «Наверное, уже нет...» Стало ясно: больше ничего и никогда между нами не будет. Для меня это был швах полный. С высоченной температурой шел по залитому солнцем южному городу мимо пестрого столпотворения, путаясь в соплях, и думал: «До чего же ты себя довел, Илья...» Это был тупик. И это было начало чего-то нового. Как я теперь понимаю, многолетний страстный марафон дал мне необходимое напряжение. Я впервые прошел через серьезные страдания, через боль, и это дало душе нужную тяжесть. Полученный ожог был необходим, он положил начало более трезвому и внимательному отношению к себе, к женщинам, к людям вообще и жизни в целом. Интересно, что по прошествии многих лет мы с этой замечательной актрисой в самом теплом дружеском общении, какое только возможно с женщиной. Наши отношения, лишенные страсти, но наполненные заботой и вниманием друг к другу, ближе к любви, нежели прежние. А не случись этого романа, меня бы просто разорвало заложенным внутри зарядом. Погиб бы, гоняя на мотоцикле или попав в перестрелку, а то и в тюрьме могли «закрыть» надолго. И не пришел бы сегодня туда, куда пришел.
(взято из интернета 7days.ru/caravan-collection/2012/12/ilya-lyubimov-tridtsat-pyat-shagov-k-beskonechnosti/39#ixzz2Fr7WxA2t)

Продолжение статьи.

А моя видимая жизнь по-прежнему текла параллельно и вполне благополучно. Все шло гладко, даже прекрасно и в институте, и в театре. Потому что и там и сям — под руководством уникальной личности Петра Наумовича Фоменко. Встреча с этим человеком, не только великим мастером в профессии, но и нравственным ориентиром, была одним из ключевых моментов в моей судьбе. Фоменко человек глубокой внутренней свободы и необычайного человеколюбия, обладавший (пусть это никого не отпугнет) христианским взглядом на жизнь. Он так умел любить людей, как может только великий человек! Смирял себя до каждого человека, снисходил до каждой просьбы, каждого вздоха. Он был прежде всего Человеком, и только потом — Мастером. Потому что ни из кого не выйдет мастера, если нет необозримого пространства внутри, нет бездны. Понятие бездны часто ассоциируется с чем-то темным, пугающим. Но бездна — это просто ощущение бесконечности, часть божественного внутри нас. Там нет дна, но нет и потолка. И Петр Фоменко — это бездна. Он часто повторял: «Все уже было. Не было только вас». Тем самым подчеркивая, что уникален в земном мире лишь человек, его душа. Живущее в Петре Наумовиче ощущение вечности не могло не заразить нас, его учеников. И мой близкий друг, актер нашего театра Андрей Щенников неожиданно с головой ушел в православие, углубившись настолько, что стал пономарить (помогать священству в алтаре и на клиросе). Забегая вперед, скажу, что позже его рукоположили в диаконы. Для меня его погружение в веру не было резким толчком поменять жизненный курс — отец Андрей был очень жарок, но не брал на абордаж. Однако наши долгие разговоры оставляли свой след, несмотря на то что я все еще продолжал брыкаться. Как у демагога со стажем у меня на вооружении было множество каверзных, как я считал, вопросов. «Ты что, стал лучше жить из-за того, что христианин?» — вопрошал я и ставил его в тупик. Теперь понимаю, что у него не было для меня ответа просто потому, что я находился в иной, чем он теперь, системе координат. В общем, к двадцати восьми годам, как мне казалось, испытав все и вся, к своему полнейшему недоумению «я очутился в сумрачном лесу». Поскольку жадно исследовал бытие, то мне казалось, что прекрасно изучил простые законы, по которым оно, бытие, существует, — законы волчьей стаи. То есть никто никому ничего не должен, нет никаких обязательств, никакой справедливости, нет порядка, все относительно — хаос движет человечеством. В вожаках стаи тот, кто успешен. Но и он одинок. Потому что волк. Как жить в таком мире? Только разрушаться! Причем с максимально возможным удовольствием. Я пропустил момент, когда у меня возникло устойчивое ощущение, что теряю связь с реальностью, она ускользает, и я не понимаю, куда дальше плыть. Ведь знал же все и про все до этого момента! И вдруг со всей ясностью увидел, что есть иная, совершенно незнакомая сила, движущая жизнью. Мне неизвестны ее законы, но позвоночником чувствую, что они работают. Я во многом преуспел: добился признания в профессии, сыграл главные роли в лучших спектаклях нашего театра, снимался в кино. Одновременно предавался любовной неге, валялся в дурмане, перепробовав все виды и способы употребления наркотиков — от легких до самых тяжелых. Это одно, о чем я сожалею и никому никогда не посоветую. Более того, если бы была возможность пройти заново весь жизненный путь, этот пункт точно не повторился бы. Мне просто повезло, ведь это едва не разрушило мою жизнь. Я крепко стесался с криминалом, посидел в тюрьме. И единственное, куда не ступала моя нога, куда даже не бросил взгляда, — это в сторону Божьего храма. И я решил, что мне надо креститься.
Надо непременно сказать, что и мои родители, не будучи религиозными, приложили руку к возвращению блудного сына. Потому что подспудно всегда освещали мою жизнь нравственным маяком — в своем путешествии я просто не сразу его разглядел. Мама с папой своей жизнью являли пример любви друг к другу и к детям, пример аскетизма и трудолюбия, пример людей, живущих по законам совести. И я двинулся на Софийскую набережную в храм Софии Премудрости Божией, конечно, по совету Щенникова. Служба закончилась, из алтаря вышел рекомендованный мне батюшка, отец Димитрий Рощин, который мне тогда, не побоюсь сказать, был до фени. Я — к нему, мол, хочу креститься. Отец Димитрий мгновенно спросил: «А зачем?» Я обалдел, потому что увидел, что он абсолютно точно считал мой настрой и говорит на понятном мне языке. Мне ж не надо, чтобы было легко, чтоб сразу в руки. Растерявшись, промямлил что-то вроде того, что не люблю людей. Батюшка: «Ну, тогда тебе надо к психологу, а не к священнику». «Надо же, какой настырный батёк-то. Да скажи спасибо, что пришел!» — подумал и что-то еще невразумительное прожевал губами. Священник «спасибо» не сказал, помедлил-помедлил и заключил: «Давай хоть Евангелие почитай. И приходи». Ладно, думаю, раз такое дело, почитаю. Прошло несколько дней, почитал Евангелие, ничто меня не поразило, но пришел к нему снова, доложил: «Ну вот, прочитал». Отец Димитрий ни о чем меня по домашнему заданию не спрашивал, каким-то образом чувствуя, что подобные вопросы меня только возмутят. Объяснил, что у них в храме нет купели для взрослых, направил на Красную площадь в храм Казанской иконы Божией Матери, где можно креститься с полным погружением. Как сейчас помню, дело было зимой. Женщина, с которой я жил тогда, приготовила мне крестильную рубаху, и в сопровождении Щенникова я направился на Красную площадь креститься. Какое-то легкое воодушевление испытал, но не более. Но когда вышел из храма, меня как по башке шарахнула мысль, что я — вор. Потому что обманываю прекрасную женщину, использую ее доверие. Ведь не собираюсь остаться с ней навеки, рожать детей, а значит, краду ее у другого, предназначенного ей мужчины. И так же очень ясно понял, что не вправе продолжать этот обман, потому что она хороший человек и морочить ей голову — свинство. Будто получил команду сверху, что надо вырвать все это немедленно и с корнем. Страшно стыдясь, по-тихому собрал свои вещи и позорно убежал из ее квартиры. И в тот же момент так же твердо осознал, что жить буду только с женщиной, которая станет моей женой. Во всем остальном полученная в таинстве благодать действовала невидимо, ничто, казалось, существенно не изменилось. Господь не входил в мою жизнь как Наполеон на Бородинское поле, он, как и всякого человека, не лишал меня свободы. По принципу «шаг вперед, два шага назад» я не преминул этой свободой воспользоваться. И прошло еще два года в пустой маете. Причем внешне по-прежнему все было прекрасно. Не помню точно, какими профессиональными вехами отмечен этот период, что, впрочем, очень показательно. Не соединяются в голове светский путь и путь отношений с Богом — они внутри меня идут параллельно. Но незримо все вершилось. Наступила зима, и в моей жизни тоже. Все отношения стали разваливаться, да и я сам. Вдруг во время Рождественского поста, который я, конечно, несоблюдал, впрочем, как и другие, у меня открылась наследственная язва. Вдобавок разругался со всеми друзьями — в том числе и с Наташей Курдюбовой, которая, кстати, вдруг взяла да и воцерковилась. И хотя Щенников меня за уши в храм не тащил, некие понятия о том, что происходит в храме, видимо, донес. «Что ж такое творится, Илья, с твоей жизнью? Надо что-то с этим делать, — такой примерно разговор вел с самим собой. — Ты же крестился? Крестился. Раз уж назвался... надо дальше лезть». И решил сходить в храм исповедоваться и причаститься. Не помню подробностей своей первой исповеди и первого причастия. Помню отчетливо одно — в рождественскую ночь стоял в храме и с ужасом ощущал: «Как же от тебя воняет, Илья, как воняет!» Я тогда еще курил много и, чтобы забить в доме запах табака, беспрерывно жег восточные благовония, вся одежда у меня ими пропахла. И вот в праздничной толпе верующих я резко отличал свой запах, что, впрочем, очень символично. Переломным стал день моего рождения, прошло полтора месяца с Рождества. Меня просветили, что надо в этот день непременно причащаться, чему совершенно не обрадовался. Я привык совсем иначе проводить этот день: выпивать с друзьями, веселиться. «Опять готовиться, поститься, читать молитвы. Да зачем вообще в свой день рождения идти в храм? Не хочу!» — так думал я...
(взято из интернета 7days.ru/caravan-collection/2012/12/ilya-lyubimov-tridtsat-pyat-shagov-k-beskonechnosti/39#ixzz2Fr7WxA2t)

Продолжение статьи.


И двадцать первого февраля с раннего утреца пошел. И вот тут случилось нечто! Меня наполнило радостью, которую не испытывал никогда, я погрузился в какое-то счастливое опьянение. Весь день до позднего вечера провел в утомительных пробках за рулем, развозил каких-то людей, друзей по необходимым им делам. В общем, потратил день на какую-то, казалось бы, ерунду. Вернувшись за полночь домой, нашел подарки от родителей — и все. День закончился. Но это был самый лучший день рождения в жизни! С утра и до вечера мне было так хорошо и радостно, будто бы я обожрался какой-то неизвестной мне, невиданной наркоты. Да-да, именно так и думал о святом причастии как о самом дивном наркотике в мире, а что еще могло быть в моей голове — с моим бэкграундом?! Господь общался со мной на понятном мне языке. Никак не мог взять в толк, как такое возможно: всего-то ложечку чего-то проглотил — и на целый день получил такой заряд. Но одновременно с изумлением ощутил ответственность и страх перед Ним. В общем, этот свой день рождения я запомнил, получивпервый чудесный подарок от Бога. Да! Но не последний. Ну а поскольку ложечку с причастием раздают в каждом храме даром, только приходи и принимай, то я, конечно, на это «подсел» и стал там пастись постоянно. Наступал Великий пост, а у меня же — язва, сижу на пилюлях. Врачи поститься запретили настрого, иначе, говорят, язвы не залечить. Спросил, как быть, у отца Димитрия. Он меня поститься не убеждал, тем более не принуждал — дело добровольное. Но к слову сказал, что его духовный отец обладает таким букетом заболеваний, включая язву, с которым вообще не живут, тем не менее он держит посты и прекрасно себя чувствует. Подумалось: если какой-то старик может, то и мне по силам, и я с воодушевлением пустился в свой первый Великий пост. Когда после Пасхи явился на прием в поликлинику, врач распахнул глаза от изумления — язвы не было! «Ура! Заработало!»— завопил было я и осекся, потому что мне стало по-настоящему страшно перед этой силой. Передо мной шаг за шагом открывался новый, невиданный свод правил. Я приставал к священникам с вопросами относительно того, как правильно жить дальше. Полным откровением (хотя подсознательно каждый человек это чувствует) стал абсолютный евангельский запрет на близкие отношения с женщиной вне брака. Принять это мне оказалось не просто легко, я ощутил восторг: вот она сила, которую хочет являть собой каждый мужчина, — проста и доступна. И кроется она в отказе, в жертве. Не в комфортном слове «да», а в умении сказать «нет» —себе, своим плотским желаниям, всему тому, от чего ты привык получать наслаждение. Но чем дальше продвигался в этом направлении, тем сильнее меня искушали. Я падал, но поднимался. Уже на личном опыте убедился, какая сила открывается в человеке, который живет в чистоте, в шокирующем светского человека отказе не только от блуда, но и от рукоблудия, то есть от полового удовлетворения в принципе, культ которого подпитывает вся поп-культура и даже медицина.
Для меня стало личным открытием, что вся современная индустрия, работающая на внешний имидж человека, буквально подталкивает его к тому, чтобы он был постоянно готов к соитию. Я будто воочию увидел, что и мужчина, и женщина, как механизмы, всегда готовы к сладкому, неожиданному и универсальному (то есть где угодно, как угодно и каким угодно способом) соитию с прекрасной незнакомкой или незнакомцем. Это было тем более поразительно, что и я, не сознавая, сам так жил. Секс стал идолом, современным божком, и об этом не следует говорить пренебрежительно. В какой-то момент пришло понимание, что для человека есть только две возможные ступени для духовной реализации —монашество или супружество. И я не столько боялся одного и желал другого, сколько просил Бога определить предназначенный мне путь. Долго просил, обращался к нему постоянно, взывал, вел доверительный разговор — так я учился молиться. Очень смешно молился: «Господи, ты мне дай, пожалуйста, жену, если, конечно, на то твоя воля, и чтоб она была блондинка и с голубыми глазами». Почему? Просто если уж тебе дан такой карт-бланш, отчего ж не попробовать, ведь написано: просите и дастся вам. Однажды мы с моим другом, уже дьяконом отцом Андреем Щенниковым поехали посетить Псково-Печерский монастырь. Он предстал передо мной как некий волшебный город со сказочными героями, от пребывания в котором у меня перехватывало дух. Вечером он закрывался, и мы уходили в гостиницу. И я чувствовал себя ребенком, который не хочет покидать Диснейленд. Мы, как и множество паломников, хотели попасть к отцу Андронику, одному из последних старцев нашего времени, обладающему особыми духовными дарами от Бога. На Святой горке монастыря, где старец нес послушание садовника, его караулили под каждым кустом. Два часа, стоя на холоде в ожидании, я ломал голову, как же правильно спросить: стоит мне жениться или нет, какая у меня должна быть жена, как лучше найти свою жену? Мусолил свой вопрос и так и эдак. И тут пронеслось: идет, идет, идет! Отец Андроник торопливо семенил меж яблонь. Все бросились к нему. Вдруг, еще издали, старец, глядя прямо на меня, поднял указательный палец и не то спросил, не то констатировал:— Молодой, не женат.
— Да.
— Ну, надо найти такую жену, чтобы любила церковь! Не всякие там рестораны и не всякую ерунду, а церковь.
И это было очень страшно... Вопрос, который я за два часа не сумел толком в уме сформулировать, даже не пришлось озвучивать. До меня дошло, что отец Андроник видит человека насквозь! Потом старец ответил на вопросы, мучившие моих друзей, еще пару часов разговаривал с нами. Это было потрясающее зрелище: какой-то волшебный сказочный гном сидит на пыхтящем — дык-дык-дык — тракторе, окучивая яблони. Вокруг него — одетые в теплые куртки и коченеющие при этом от холода люди. А ему — в одном старом, видавшем виды подряснике — хоть бы что, тепло и хорошо, он шутит, балагурит. По дороге домой я пытался разгадать заданную старцем загадку. Что значит «женщина, которая любит церковь, а не рестораны»? Ответа не было. У нас в храме священномученика Антипы много молодых прекрасных женщин, которые вроде любят церковь и, наверное, не любят рестораны. Ко многим я испытывал симпатию, однако импульса сделать шаг навстречу не было.Но после встречи с отцом Андроником все стало развиваться стремительно. И меня, и Катю исполинской рукой взяли за шкирку и просто поставили лицом к лицу. Сначала я увидел ее во время фотосессии: как меня туда занесло — ума не приложу. Был весь заросший, с бородой. Шел Великий пост. Надо сказать, что к этому моменту я уже два года жил в воздержании и однажды ощутил, что совершенно спокойно смотрю на женщин: как на девочек в детском саду, как на бесполых существ. При этом было очень занимательно, как говорил Петр Наумович, снимать с человека слой за слоем его шелуху. То, под чем скрывается тот чистый ребенок, каким каждый из нас был когда-то. Этим я и развлекался, глядя на Катю, позирующую фотографам. А она все это время, как потом мне призналась, думала: «Что это за человек, который видит меня насквозь?» Так прошла наша первая встреча: она фотографировалась, я на нее смотрел, ну и, собственно, все...Но в пасхальную ночь — богослужение уже подошло к концу, народ причащался — я вышел в притвор и вдруг замер: там стояла Она. Моя — я это точно знал, вы не поверите — блондинка с голубыми глазами. Это была Катя. Ноги сами направились к ней, губы сами складывали звуки в слова. «Христос Воскресе!» — естественно произнес я, спросил, почему она не причащается. Она что-то начала лепетать про то, что не постилась, не готова и прочее. Я данной мне пономарской властью тут же отправил ее к свободному священнику — в эту ночь к чаше могут подходить все. Все сложилось как бы случайно, она была на каком-то концерте со своей подругой Аней Бегуновой, та уже ходила в наш храм и предложила заглянуть. До этого Катя иногда заходила в церковь с папой, как многие, свечку поставить — не более. Крещена была в детстве, но позже выяснилось, крестила ее, как в деревнях было принято, какая-то тетка. Узнав об этом, отец Димитрий пришел в тихий ужас, потому что крещеные так называемым мирским чином не могут приступать к таинствам, и Катю крестили как положено. В следующее после Пасхи воскресенье она снова пришла в храм, на этот раз серьезно подготовившись к исповеди, потому что в первый раз было спонтанно, она всех грехов не вспомнила. А потом стала появляться регулярно. Все происходившее мы отслеживали с Катей много позже. А с той пасхальной встречи нас будто опьянили, подтащили друг к другу, соединили и в конце концов отправили под венец. Она со мной не кокетничала, я ее не завоевывал, а уж если бы мы стали руководствоваться каким-то здравым смыслом, ничего бы у нас не получилось. Но меня ставили в тупик звучавшие внутри слова старца Андроника. Глядя на вполне светскую Катю, делавшую первые шаги в храме, понимал, что она категорически не вписывалась в обозначенный им образ жены. Никак не мог про нее сказать, что она не любит рестораны и прочую ерунду, а любит церковь. И что это вообще значит — любить церковь? Смысл старческого пророчества открылся позже. Поначалу мне предстояло поверить внутреннему ощущению, что это — мое, и не сопротивляться. Я и не сопротивлялся — с удовольствием и настолько, что через месяц общения с Катей пришел к отцу Димитрию и сказал:
— Мы хотим пожениться.
На что услышал в ответ:
— Ишь какой быстрый! Давайте-ка походите еще — с годик.
(взято из интернета 7days.ru/caravan-collection/2012/12/ilya-lyubimov-tridtsat-pyat-shagov-k-beskonechnosti/39#ixzz2Fr7WxA2t)

Продолжение статьи.


«Походите с годик» в нашем случае означало буквально походить за ручку, как дети. Впрочем, о том, что близость между нами невозможна до венчания, я объявил Кате сразу, ожидая увидеть, как ее огромные глаза станут еще больше. Но ничуть не бывало — она безропотно согласилась. На самом деле тут нет никакого секрета. Несмотря на то что подобное предложение идет совершенно вразрез сложившимся современным установкам, возможно, это то, что хочет услышать от мужчины любая, подчеркиваю — нормальная — женщина. Кате было двадцать шесть лет, и она тоже мечтала о семье. Не испытывала недостатка в мужском внимании, но всегда вполне определенного рода, и с лихвой настрадалась в этих отношениях. Опыт приучил мужчинам не доверять. И абсурдность предложения мужчины взять в жены, не получая взамен ее прекрасного тела до брака, повергает женщину в хорошем смысле в шок и, конечно, дает мужчине бонус доверия. Парадоксальность подобного предложения, безусловно, влечет за собой подозрения в нормальности мужчины, его мужских способностях, и прочее и прочее. Катины подруги зубы обломали, пытаясь предостеречь ее от последствий такого эксперимента. Но Катя — человек сильный, волевой и очень цельный, она не поддалась провокациям. Господь дал нам силы пройти этот путь. Ведь я тоже проходил его впервые и сам не очень верил в то, что говорил, в том смысле, что это вообще возможно. Понимал одно: раз уж шаг в этом направлении сделан, то стоит идти до конца. Так вот, когда явился к отцу Димитрию с нашим решением, мы еще даже не поцеловались ни разу. Услышав батюшкино благословение, позвонил Кате:
— Год надо ходить. На что она неожиданно спокойно сказала:
— Ну и хорошо, год значит год.
Она поверила мне во всем, абсолютно во всем.
И вот тут меня осенило — я понял смысл слов старца. Катя в ту пасхальную ночь сразу же послушалась меня, совершенно не знакомого ей человека, и пошла на исповедь. Она безропотно идет тем путем, который предложил ей я. В свою очередь, я послушен своему духовному отцу, а он — своему, и если все мы, смиряясь друг перед другом, стараемся исполнять заповеди, то это и есть любовь к церкви. Ведь грех наших прародителей был грехом непослушания, нарушения его заветов, а значит, нелюбви. Потому и вернуться к истинной любви можно только через послушание. И этот дар дан моей избраннице. Поначалу мы попробовали жить вместе и даже спали в одной постели, но мне трудно было находиться с Катей в одном пространстве и не позволять того, чего хотелось позволить. И мы эти эксперименты быстро прекратили. Постепенно страсти поутихли, и мы получили возможность рассмотреть друг друга в ином и более полном свете. И уже где-то за месяц до свадьбы, сняв квартиру, съехались, учились вести совместный быт. И поскольку между нами по-прежнему не было близости, но мы уже были натренированы в этом, шутили и смеялись, что еще не успев пожениться, живем, как давние супруги, в разных комнатах, по утрам встречаясь на кухне. Ходили за ручку в кино, старались делать побольше совместных дел, съездили в Нижний Новгород получить благословение от Катиных родителей. Потом она отправилась сниматься в Мурманск, каждый день писала письма, которые приходили пачками. Их нельзя назвать любовными, она просто (все, что делала Катя, было очень просто), как в дневнике, перечисляла то, что произошло за день, свои мысли, настроение, и в этом тоже было невероятное доверие ко мне. Бережно храню эти письма. Помню, Катя позвонила ночью, я снял трубку со словами «Любовь моя», сделав это как бы невзначай, но совершенно сознательно. Это было первым признанием. Она как бы тоже невзначай не заметила, потом целый день думая об этом. Но эти два будто мимоходом сказанных слова отпечатались в камне, больше громких слов любви мы друг другу не говорили. Было понятно, что слова очень мало значат — значат поступки. У нас практически не было и нет никаких размолвок, но это только благодаря Кате, ее уникальной послушности. Однако ее сентиментальность отклик во мне находила не всегда. Она говорила:
— Все-таки я же девочка, я хочу, чтобы все было красиво, чтоб ты встал на колено и сказал: «Выходи за меня замуж!»
Я говорю:
— Ага, а потом еще протянул кольцо с бриллиантом!
И моя сильная Катя вдруг — в слезы:
— Ну как ты не понимаешь, что можешь доказать свою крутость, уступив мне!
«Ну, нет, — думал я, упираясь, — не стану идти на поводу». Можно считать, что мы поругались, но это была чуть ли не единственная ссора с момента нашего знакомства. Утро ж вечера мудреней — проснувшись, я изменил решение. Если для нее это так важно, почему бы не уступить: что мне, сложно, что ли? С детства мечтая о замужестве, она, как все девочки, навоображала себе картинки: предложение руки и сердца, сватовство, помолвка с непременным кольцом, выкуп невесты и собственно свадьба — все это входило в ее девичий комикс. Мне это было категорически не нужно, но (глубокий вздох обреченности на этом месте) в итоге подписался на все. Я был совершенным профаном в этом деле, мои друзья-священники подсказывали, как лучше все устроить. Собрал родных на ужин и, включив свои актерские способности, торжественно произнес: «Прошу руки вашей дочери». Родители смотрели на этот цирк широко распахнутыми глазами, а я ощущал себя клоуном. Колена, правда, не преклонил, но вручил-таки Кате кольцо. И вот ужас! С ключевой деталью я не справился. Кольцо оказалось простоватым инастолько не соответствовало воображаемому, что она расстроилась до слез. «Ерунда! — утешил ее я. — Куплю тебе другое!» Мы вместе выбрали кольцо, которое она сразу и потеряла, что было опять же символично. Поскольку официальное предложение при родителях свершилось, мы поняли, что выходим на финишную прямую. Воздерживаясь от близости, были абсолютными первопроходцами — и для самих себя, и для всего нашего светского окружения. Чувствовали, как оно с нарастающим интересом и напряжением следит за марафонским забегом. Конечно, мы не в буквальном смысле не притронулись друг к другу. Бывали какие-то проявления страсти, поцелуи, объятия. Но мы себя останавливали, соглашаясь в том, что это невозможно. И мы пришли к финишу. После Нового года началась длительная и совершенно изнурившая нас подготовка к торжеству. Катя так хотела, чтобы в жизнь воплотились все ее фантазии о необыкновенной свадьбе! Пусть эти затеи для кого-то (не будем показывать на себя пальцем!) наивны, но сказка, придуманная девочкой Катей, должна стать реальностью. Потому что это первый и единственный раз в жизни — таков был главный Катин аргумент. Он был весом: не будь брак у нас обоих первым и единственным, меня бы никогда не допустили в алтарь, что архиважно, потому что служение пономарем предполагает своим естественным и возможным продолжением священство. Мальчик Илюша не грезил о таком с детства, но с определенного момента это стало моей мечтой. Чем глубже я погружался в церковную жизнь, тем отчетливее осознавал, что ничто сущее в мире не может сравниться спредстоянием священника у престола во время церковного богослужения. И в моем теперешнем понимании священство —высшая ступень реализации для мужчины на земле. Рукоположить же возможно только монашествующего или того, кто женат единожды. Я бы вполне удовлетворился венчанием в узком кругу. Но поскольку Катя без единого слова последовала за мной по пути осуществления моей мечты, то и я, наступив на горло собственному нежеланию, не мог отказаться от воплощения в жизнь ее грез. Подписался по полной программе в самом прямом смысле — засел со всей серьезностью за сценарий, и, верите, никогда мой мозг так не трещал по швам.
Но это было только начало — написанное нужно было еще и организовать. Это был кошмар и безумие! Даже Катя, обнаружив, что сделать сказку былью оказалось гораздо более хлопотным делом, чем она могла предположить, забуксовала. Но машина была запущена, остановить ее ход не представлялось возможным. В итоге всю нашу подготовку и, собственно, весь свадебный процесс вполне можно использовать в качестве наглядного пособия для начинающих молодоженов на каких-нибудь модных сегодня тренингах. Первым был описанный в начале рассказа выкуп невесты, на обязательности которого настаивала Катя. И это действие с элементами экстрима, где я вынужден был исполнять главную роль без дублера, стало для меня совершенным сюрпризом — именно эту часть сценария сочинила единолично Катя. Поняв, что слинять не удастся, я окончательно сломался, расслабился, решив получать от происходящего удовольствие. Потом ЗАГС, а на следующий день нас венчали сразу три священника — редко кому так повезет. После свершения над нами таинства возникло ощущение, что узор отношений, который мы с Катей плели в течение года, залили янтарем, закрепив его навеки. Подчиняясь сюжету, после венчания Катя и я выпускали голубей на пороге храма. Дрессированных птиц нынче на заказ привозят в коробке, и они на радость молодоженам как миленькие выполняют глубоко символический трюк. Потом предвестники семейного счастья послушно возвращаются в коробку и их везут на следующую халтуру. Отец Димитрий ко всем атрибутам свадебной игры отнесся не без снисходительной улыбки, но с уважением и с подобающим моменту видом возглавлял торжественную церемонию. Вслед за выходом пернатых Кате обязательно нужно было повесить замочек на Болотной площади. Нужно — повесили. После венчания как-то уже игралось мне во все это совсем легко и непринужденно. Выпускали голубей, крепили замочек, и я вдруг поймал себя на том, что с каким-то радостным изумлением смотрю на бликующее кольцо на вытянутой руке. Пытался поймать: что это?
Что-что! Женился ты, Илья, вот что! Все было в жизни, а этого — не было.
Я — муж, а вот она — моя жена. Как странно... Так долго принуждал себя и уже привык видеть в Кате просто друга...
Широкой нашей свадьбе театр предоставил для гуляний романтически оформленное фойе, где разместились и сцена, и столы, и гости. Очень колоритно смотрелись на фоне разнаряженной публики люди в рясах — цвет московского духовенства почтил нас своим присутствием. Понятно, что при таком раскладе пир не мог начаться без молитвы, а поскольку была Пасха, то, стоя, дружно пропели «Христос Воскресе». Было все: и немыслимой красоты и размеров торт со свадебными фигурками, и поющие гитары на сцене, и цыгане с выходом и битьем рюмок, и первый вальс молодоженов. Мои близкие друзья по театру подготовили нам еще комические номера в тему. Ближе к ночи все забрались на крышу театра и запускали волшебные фонарики, которые светлячками поднимались к звездам и таяли в темноте небесного свода. Эта романтическая нота была завершающей в общенародном праздновании. Нас с Катей ждал президентский люкс, подаренный роскошным отелем, и — первая брачная ночь. Счастливые молодожены, еле волоча ноги и чемоданы, собранные для медового тура в Ниццу, измученные двухмесячным предсвадебным самоистязанием, буквально впали в номер отеля. Не успели закрыть дверь, как следом ввалились два не менее уставших фотографа, нагруженных кофрами с техникой, — прелюдия нашей брачной ночи впечатляла! Эти милые ребята снимали торжество для глянцевого журнала и ну никак не могли обойтись без снимков новобрачных в будуаре. Дружно посмеиваясь над этим положением, они делали свое дело, мы — свое, позируя из последних сил. Наконец нас с женой оставили одних. Очень вас разочарую! Потому что скажу банальные слова: мы стали мужем и женой. И как мне жаль, что не смогу этими простыми словами донести всю их объемность. Наша близость стала венцом пути длиною в год, который мы вместе с Катей прошли. Это поистине Божественный подарок!
(взято из интернета 7days.ru/caravan-collection/2012/12/ilya-lyubimov-tridtsat-pyat-shagov-k-beskonechnosti/39#ixzz2Fr7WxA2t)

Конец статьи.


На следующий день отправились в Ниццу на виллу, предоставленную нам в распоряжение нашей подругой. Мы провели вдвоем чудесную янтарно-медовую неделю на солнечном побережье Франции. Это был кайф! Мечта каждого мужчины! Я раскатывал по берегу Средиземного моря с красоткой, верным партнером, надежным спутником, лучшим другом, которому доверял больше, чем кому бы то ни было в жизни, — все это в одном лице моей родной жены и — в моих объятиях! Жизнь по христианскому канону, ограничивая супружеские отношения, продолжает преподносить тебе открытия и дары. Потому что когда это происходит по страсти и вне всякой меры, пропадает ощущение тайны друг в друге, наступает охлаждение. А так всякий раз вы будто бы знакомитесь заново.
Подарком стало для меня совершенно реальное, почти физическое ощущение, что моя жена — часть меня самого. То же случилось и с Катей. И это уникальное чувство помогает нам избегать кажущихся неизбежными семейных ссор. Не станешь же ты, в самом деле, злиться и конфликтовать со своей шеей, если она резко повернула будто бы не туда, даже если причинила тебе при этом боль? И вряд ли огреешь себя сковородой по голове, если случится мигрень. неправдоподобно, но у нас с Катей не возникает никаких разногласий: ни глобальных, ни даже мелких бытовых, о которые частенько бьются семейные лодки. Скажите, откуда им взяться, если ключевая фраза моей жены вответ буквально на все: «Я сделаю так, как ты скажешь»? Ничем не заслужил везения вытянуть этот счастливый лотерейный билет с именем Катя Вилкова! С ней невозможно поссориться, если даже очень захотеть! Кроме того, она девочка сметливая и быстро поняла, что есть очевидное удобство для женщины, когда за все отвечает муж. При таком вотуме доверия я не вправе ее подвести и органически не способен сделать нечто такое, что может навредить нашей семье. Но венчание на то и таинство, что вмещает некое пророческое начало супружеских взаимоотношений. Мужчина, чтобы быть способным стать истинным главой семьи, получает в дар талант духовной зоркости. То есть даже если мужик не семи пядей во лбу, то он руководится внутренним знанием, чувствуя, как правильно поступить. И смущающая всех фраза «Жена да убоится мужа своего» несет в основе не страх, а доверие к этому дару, полученному мужем вместе с ответственностью за жену и детей. Естественно, это не значит, что я игнорирую мнение Кати. Она обладает тонкой интуицией и много чего полезного советует мне и в отношении профессии, и относительно движения нашего семейного судна. В общем, все у нас происходит по принципу: мы посоветовались — я решил. И нам с женой это нравится. Без моего на то специального решения через месяц после женитьбы Катя сделалась беременной. В этом конкретном случае решение было принято свыше, ведь мы давно договорились, что не будем предохраняться, родим тогда и столько, когда и сколько Бог даст. Как только дал и Павлуша появилась во всех небесных хартиях, я полюбил ее — не глядя: жизнь превратилась в ожидание встречи с ней. Вдруг стало как-то некомфортно общаться с Катей как с женой, потому что очень ясно ощутил, что в ее теле есть другая жизнь. Было такое чувство, будто вторгаешься без разрешения в чужой дом, в котором уже живет другой человек... Кроме того, мне хотелось, чтобы мое дитя как можно меньше впитало страстности, чтобы его терзало хоть на градус меньше. У нас прекратились с женой всякие плотские отношения с момента, как мы узнали о беременности, и до сих пор — пока Катя кормит Павлушу грудью. Ни в коем случае не хочу, чтобы с молоком матери в дочку входила моя неугомонная плотская энергия: она мне самому иной раз портит кровь, а я желаю, чтобы моей доченьке жилось чуточку полегче. Поэтому наша с Катей жизнь спокойно течет в платоническом русле. Понимаю, как это странно современному слуху, но мы уже натренированы и нас наш выбор ничуть не напрягает. Девять месяцев пролетели стремительно. Тем более что Катю беременность отягощала разве что увеличивающимся пузом, она снималась без остановки. А на девятом месяце мы решили купить Павлуше в подарок квартиру. Денег не хватало, мы собирали по друзьям, продавали все и вся, закладывали фамильные драгоценности. Десятого февраля Катя проснулась с некомфортными ощущениями в животе, я повез ее в роддом, врач констатировал: «О, процесс пошел! Вечером приезжайте рожать». А нам до зарезу нужно было назавтра внестиочередную сумму. Мы, побросав в сумку несколько золотых побрякушек, находясь уже фактически в родах, отправились по ломбардам. Катю все это развлекало, нафантазировала, что она — беременная жена олигарха с выдающейся фамилией Барахло в сопровождении охранника, угрюмого мрачного типа, мотается по скупкам, пытаясь подороже впарить свои цацки. Благо оба актеры, играя целый день в эту игру, мы настолько вжились в роли, что Катя с удивлением обнаружила, что наступил вечер! Она все еще в образе беременной жены олигарха, а я — в роли охранника, а меж тем пришла пора рожать. Мы срочно вернулись в привычные роли самих себя и рванули в роддом. Катя, настаивавшая на моем присутствии при родах, теперь то и дело охала и ахала:
— Я, наверное, сейчас ужасно выгляжу! — Ты выглядишь лучше всех! — успокаивал я, снимая репортаж на айфон.
— Ага, потом будешь смеяться надо мной, — ныла Катя.
Отец Димитрий, беспокоясь, слал нам в ночи эсэмэски и, конечно, молился, только поэтому я не трясся в пустых переживаниях. Даже чувствовал себя в некотором смысле врачом, ответственным за результат. Нас совершенно по-семейному поддерживал весь персонал роддома. Директор Ольга Викторовна Шарапова и врач Лариса Рахмановна Амринова отнеслись к нам как к родным.
Мы приехали в десять вечера, в два часа ночи одиннадцатого февраля Павлуша явилась на свет с отметиной — шишкой на голове, которая рассосалась через несколько часов. На личике у нее было выражение недовольного недоумения, мол: и чего? Что на что я променяла?!
Побывав при родах, думаю, что каждому мужчине надо увидеть те муки, напряжение сил, буквально агонию, которую испытывает женщина. Для меня стало очевидным, что рождение и смерть очень близки, можно сказать — суть одно. Это два основных перехода, которые испытывает человек, первый раз рождаясь в теле, второй — в духе. Увидев собственными глазами, прочувствовав это, он по-другому будет относиться и к своей жене, и к матери, и априори — к женщине вообще. Ошалевший от навалившихся впечатлений, я вернулся домой. А с утра, разбуженный звонками Кати, мчался по городу, это был первый рейд по магазинам в роли отца. Меня остановил гаишник, я произнес волшебные слова «У меня дочь родилась!»— и был отпущен. Просто лопался от гордости, с наслаждением транслируя всем и вся эту новость. Через четыре дня мои девочки вернулись домой, и все уже было как у всех — маленький человечек весь наш устоявшийся быт быстро подмял под себя. Катя в панике говорила:
— Она такая беззащитная, мне ее так жалко. Не знаю: чего она хочет?! Что с ней делать?
Это был тот случай, когда я тоже не знал, но принимал вид, что все очень хорошо знаю, и отвечал:
—Ну, ты просто сделай то, что тебе подсказывает сердце!
Потом у Кати проснулись каннибальские наклонности, она постоянно повторяла: «Ой, люблю — не могу, сейчас ее съем! Ой, сейчас надкушу!»
Но тут на подмогу приехали Катины родители, и молодую мамашу понесло в другую крайность. Она всегда страдала шопоголизмом — такая распространенная форма снятия напряжения. Пожалуй, это была основная страсть моей жены. Снимая стресс, она скупала кучу шмоток. Когда мы стали жить вместе, потребность в этом отпала. Но появилась Павлуша, и тут уж Катя развернулась на всю катушку! С той лишь разницей, что теперь покупала не себе. Помню гору разбросанных по комнате детских распашонок, штанишек, чепчиков и ее виноватый вид:
— Ну не смотри так! Дети же быстро растут, некоторые вещи она наденет всего один раз! Глянь, это она будет мишкой, а это плюшкой! А тут написано: «Я — папина дочка!» Это же так здорово, я не могла не купить!
Угрюмо на все это смотрел, закипая. Катя пыталась снять возникшее напряжение:
— Ну пойми, это же наш первый ребенок! Так хочется ее порадовать!
— Да ей все равно абсолютно, что ты на нее наденешь!
— Но нам-то не все равно! Посмотри, какой прикольный пупс, когда она одета вот в это, — и натягивала на сопротивляющуюся Павлушку костюм за костюмом.К своему ужасу я не мог не признать, что пупс действительно получался прикольный, — и тут до меня дошло! Ведь моя жена — девочка! Они все детство наряжают кукол, просто теперь у нее вместо пластмассового пупса — живой. И я выдохнул весь свой гнев: что же я мешаю Кате играть ее главную роль в жизни? Жена растворилась в этой роли полностью, несмотря на то, что уже спустя три месяца вместе с Павлушей отправилась на съемки и по сей день снимается бесконечно. Впрочем, как и я. Ведь нам надо отрабатывать купленные в долг квадратные метры. Мы оба с удивлением обнаружили, что наша семья, наш дом — вещь несоизмеримо более важная и интересная, чем работа!
Катя причащает дочь каждое воскресенье и в праздники и причащается сама, несмотря ни на какую занятость, усталость и желание с утра поспать. Что замечательно сказывается на Павлуше — она удивительно улыбчивый, спокойный и общительный ребенок. Есть очень тонкое ощущение, что этот человечек получился как бы иного состава, чем, к примеру, я или Катя. Замес иной. У Павлуши, вскормленной на Святом причастии, сил и возможностей больше. Одно дело, когда ты всю жизнь брел на ощупь, спотыкаясь на ухабах, не пропуская ни одной ямы, и к тридцати пяти годам начинаешь собственно жить, обнаружив нужное для взлета место. И совсем иное, когда человек сразу начинает жить на взлетной полосе. Это как если бы некие существа, которые ходят по земле, родили ребенка, который сможет не только ходить, но и летать! И они с радостью смотрят на подрастающего птенца, который в свое время распахнет крылья и полетит, поднимаясь все выше и выше. Родителям же остается идти по земле — так, чтобы каждый шаг приближал их к бесконечности неба...
(взято из интернета 7days.ru/caravan-collection/2012/12/ilya-lyubimov-tridtsat-pyat-shagov-k-beskonechnosti/39#ixzz2Fr7WxA2t)