Девушка из харчевни, или повесть о том, как я научилась прощать, и что из это вышло (Часть 4, заключительная)

(Окончание. Начало здесь, здесь и здесь )


Постепенно я зацепенела, закуклилась в этом состоянии, оно стало привычным. "У верблюда два горба, потому что жизнь - борьба". У меня тоже было два горба. Первый - "я урод, меня никто не любит", а второй - "я не могу жить без этого человека". В отличие от верблюда, я уже особо и не боролась: все шло, как шло. Ремонт в маленькой квартире давно закончился, но мама отказалась туда переезжать, а значит, наши мелкие и крупные стычки продолжались. Двигалась она уже намного лучше, хоть по прежнему практически не ходила. Сиделка нашла параллельную работу у одной бабульки в нашем поезде, и ночевала теперь там, а к нам приходила днем помогать. В мире разразился финансовый кризис, но меня он не слишком волновал, потому что мои душевные переживания были намного сильнее. Даже самые позитивные впечатления и дела не могли надолго вытеснить эту тоску из моих мыслей. А мысли все крутились и крутились вокруг злополучного дня, вокруг прошлых событий; мельница в голове все перемалывала и перемалывала одновременно злость и жалость по отношению к себе. Начальство подарило мне абонемент в спортзал, чтобы как-то меня взбодрить. Поначалу это помогло, и я почувствовала, как после тренировок жить становится лучше и веселее, но почему-то хватило этого эффекта ненадолго, и вскоре организм к нему адаптировался. Я очень хорошо помню, как я тягала гантели в тренажерке и ровно в то же время крутила ручку своей внутренней шарманки. Гуляла по лесу с этой шарманкой. Ездила с ней в Лондон и в Нью-Йорк, не сдавая в багаж на время полета. Делала шоппинг с шарманкой на шее и даже купалась с ней в море.


Кстати, о шоппинге. Я уже давно завела привычку покупать себе новые красивые вещи только тогда, когда мне удавалось похудеть. Увы, положительный эффект и стимул от одежды был довольно слабым, потом я все равно разъедалась до прежних размеров и даже больше, чем случалось за предшествующие годы. Постепенно весь мой гардероб стал музеем почти не ношеных нарядов на парочку размеров меньше имеющегося. Поскольку покупка одежды не приносила удовлетворения, фокус шопоголизма переместился на то, что не зависело от веса и фигуры. Я покупала на распродажах английский фарфор, выискивала на интернет-аукционе по удачной цене винтажное серебро, украшения и шелковые платки Эрмэ. Я спускала на это приличные деньги, но вскоре после выигрыша теряла к покупкам интерес и даже чувствовала сожаления о ненужной трате. Так же, как испытывала чувство вины за обжорство, поддавшись на соблазн очередного куска торта. По-хорошему, мне больше и вспомнить нечего об этом времени, настолько оно было бездарно потрачено. При этом было странное ощущение, с одной стороны, тягучести и похожести каждого дня на предыдущий, как в кино про День сурка. А с другой стороны, переживания обиды были настолько сильны, что те неприятные события даже через год казались произошедшими лишь пару месяцев тому назад. Говорят, что время лечит, но это был не тот случай. Тогда я еще не знала, что этот случай имеет вполне определенное медицинское название: клиническая депрессия.


В марте 2009-го я вернулась после очередной командировки в Англию с гостинцами для всех. Маме купила огромную коробку английского печенья и новый домашний костюм - для инвалида, который не выходит из дома, выбор подарков невелик. Перед моим отъездом лечащий врач по ее "основной" болезни крови сильно увеличила дозировку обычно принимавшихся лекарств: что-то там не очень понравилось в анализах. По приезде из Лондона я поняла, что дело идет не так. Мама была вялая и не очень похожая на себя. Предположив, что это реакция на изменение дозировки, я вызвала участковую - та ничего особенного не нашла, но назначила дополнительный анализ крови на понедельник (была пятница). В субботу матери стало хуже, хотя она ни на что не жаловалась, и у нее ничего не болело. Просто была очень слабая. Я измерила температуру - 39. Вызвала скорую. Те приехали, нехотя посмотрели, мол, чего дергаете, понятно же - грипп или простуда. Давайте жаропонижающее и кислое питье, на завтра вызовем дежурного врача из поликлиники. Однако, какое-то неприятное чувство заставило меня в эту ночь не ложиться спать, а заходить к матери каждый час-полтора, на всякий случай. Утром пришла сиделка, и я отрубилась. Когда проснулась, мама уже сидела на кровати и с аппетитом ела куриный бульон. Пришла дежурная врачица, послушала, пожала плечами и добавила противовирусное. Ночью, чтобы не заснуть, я стала смотреть старые фильмы, но от усталости провалилась где-то посередине "Дня Сурка". Разбудила меня рано утром сиделка и сказала, что мама умерла. Отек легких - самая частая причина смерти неходячих больных, фактически, даже простое ОРЗ может к нему привести. С тех пор я ни разу не пересматривала "День сурка" - мне он как будто напоминает о том, что я могла быть более чуткой дочерью, и что можно было сделать что-то, чего я не сделала...

После смерти матери, казалось бы, должно было со временем наступить облегчение - ведь надо мной больше не висел дамоклов меч страха, и не нужно было ни с кем ругаться. Но легче не становилось, наоборот, пустота усилилась. Мама не принимала меня, но с ее уходом я сама себя принимать все равно не научилась, и поэтому в моей жизни ничего принципиально не менялось. С этой пустотой что-то нужно было делать, и я поняла, что сама не справляюсь. Да, я прочитала кучу литературы, я познакомилась с различными техниками, но у меня не было главного: энергии для применения моих знаний. И тогда я решила найти человека, который сможет провести меня "за руку" по той дороге, которую я не могла осилить сама. Надо сказать, что к тому времени мои близкие подруги уже били тревогу и советовали мне обратиться к психологу или психиатру для того, чтобы выйти из того состояния безысходности, в котором я зависла. Но мысль о психиатре напоминала мне прощальные слова моего друга и вызывала злость. Ведь, если я пойду к врачу, я, получается, признаю, что друг был прав, и я - не жертва его плохого отношения, а просто истеричка, которая сама все испортила?


Тогда я нашла себе коуча. Модное слово "коучинг" на русский язык переводится как "наставничество". Коуч - это человек, который помогает быть эффективным в разных сферах жизни. Ты ставишь перед собой цель, а его задача - нарисовать путь к этой цели и помочь тебе пройти его, не сбившись. Коуча я нашла в интернете, и поначалу все было неплохо. Удачный сайт, правильные слова, обещающая методика. Называлась эта методика ТМО - Техника Модифицированного Опыта. Техника основана на концепции о том, что достижение наших целей в жизни может быть блокировано прошлым негативным опытом, копившимся с самого рождения. Чтобы освободить дорогу к цели, необходимо устранить, расчистить этот опыт и заменить его позитивными установками. Сессия строится так: клиент устно проговаривает свою цель с максимально точной привязкой к времени ее исполнения, и тут же оценивает ее достижимость для себя. Если цель ему кажется недостижимой или труднодостижимой, коуч предлагает вспомнить какой-то опыт из прошлого дает основания так думать. На самом деле, слово "вспомнить" здесь неудачное, потому что как раз вспоминать специально ничего не нужно. Нужно расслабиться, освободить голову от мыслей и просто дать этому опыту придти. Вот с этим "просто" оказалось сложнее всего. Один, два, три опыта мне еще как-то удалось вызвать из подсознания, а дальше - все. Ступор. Пустота. Безусловно, у меня свой шкафчик со скелетами, где хранились неприятные воспоминания разных лет, но они у меня и без всякого ТМО были разложены по полочкам с инвентарными бирками. Никакой уверенности, что именно они связаны с недостижимостью моих целей, у меня не возникало, а другого ничего не "приходило". Но от меня ведь требовалось предоставить пример негативного опыта, а потому сознание включалось и услужливо подсовывало коробочки из секретного шкафчика. "Гляди, вот у нас тут что лежит - подойдет? Хм.. тогда, может, вот это? " Я настолько отчетливо ощутила искусственность этого процесса, что стала мысленно запрещать себе брать опыты из воспоминаний, а вместо этого изо всех сил пыталась открыться тому, что пришло бы само. Напряжение изматывало, но результата не получалось. Понятно, что и толку от проработки таких услужливо подобранных опытов не было никакого - методика для меня просто не подошла. А больше мой коуч ничего не умел, и работа зашла в тупик.


Параллельно я предпринимала дикие усилия для того, чтобы все-таки похудеть. Я носила на работу баночки с правильным питанием, начала заниматься силовыми тренировками, трижды в неделю ходила в бассейн на аква-аэробику и практически каждое утро начинала с часовой быстрой ходьбы. Результат был впечатляющим: за четыре месяца я избавилась от 18 кг жировой массы, набрав 4 кг мышц и сменив два размера одежды. Окружающие делали комплименты, платья сидели отменно. Казалось бы, живи и радуйся! Но жесткая программа диеты и тренировок вымотала меня настолько, что подсознание уже искало малейший предлог, чтобы послать все это к чертовой матери. А главное, все это никак не помогало избавиться от тягостных воспоминаний и тоски. Предлог не замедлил себя ждать: замотанный внутренний человечек, устав от навязанного режима, подставил мне подножку на выходе из маршрутки, и я полетела с верхней ступеньки прямо на бордюр тротуара. Голень чудом избежала перелома, но травма была серьезная, и я на две недели засела дома, утешаясь булками и шоколадом. На этом моя мотивация и закончилась.


От нечего делать я занялась разборкой маминых архивов и вещей, до которых руки не доходили полгода. Среди бумаг и фотографий хранились бабушкины письма, начиная еще с послевоенных лет. Я стала их читать одно за другим. В этой пачке попалось письмо, которое бабушка писала после смерти ее среднего сына, адресовано оно было, по всей видимости, какой-то подруге. У бабушки было двое детей - старший, мой любимый, тогда уже тоже покойный, дядька, и мама. О том, что был еще один ребенок, который умер совсем маленьким, я слышала от кого-то из семьи, но для меня это было "преданьем старины глубокой". Бабушка никогда не рассказывала, а я не спрашивала ее, да, честно говоря, никогда и не думала, как это произошло. Теперь я столкнулась с той болью и теми чувствами, которые были реальными шестьдесят с лишним лет назад. Бабушка писала а о том, как тяжело переживает эту потерю и считала себя виноватой в случившемся. Я не помню бабушку религиозной, но в письме она предполагала: так Бог наказал ее за попытки избавиться от ребенка, когда она была беременна моей мамой. Эти слова поразили меня, и я захотела узнать больше. Единственным человеком, который мог что-то знать, была вдова моего дяди- она-то и рассказала мне про те события. Тогда шла война, и бабушка не хотела больше детей, поэтому беременность оказалась совершенно некстати. Аборты в то время были запрещены, поэтому многие пытались прибегнуть к домашним и знахарским средствам - так сделала и моя бабушка. Попыток было несколько, но ничего не вышло, и родилась моя мама. А вышло бы - так не случилось бы и меня.


Очень странно все складывается в жизни: ведь мир постоянно пытается поговорить с нами с помощью особых знаков и подсказок, а мы их пропускаем. Помните, я писала в начале, как нашла в вещах бабушки записки, написанные матерью? Из них я узнала правду о том, почему мама не могла принять меня такой, какой я появилась на свет. А теперь, после смерти матери, я узнала из писем бабушки, почему та была не рада рождению дочери. Дежа вю через восемнадцать лет. Эта странная параллель поразила меня. Я поняла, что дело не только в моей матери, что в цепочке рода одно искривленное звено потянуло за собой следующее – и кто знает, как далеко эти искривленные звенья уходят вглубь лет? Я вдруг осознала, что моя мать всего лишь продолжала дописывать сценарий, который не ею был начат. Возможно, она все свое детство чувствовала приоритет старшего брата и тяжесть от смерти среднего, как и то, что с ее собственным существованием просто смирились? Возможно, именно это привело к тому, что она стала всячески открещиваться от женской сущности в себе и, как следствие, в собственной дочери? Впервые в жизни вместо обиды на мать я попробовала представить мир ее глазами, когда она была ребенком, пережить в себе ее детские ощущения. Меня охватило такое чувство понимания и сопереживания, что я разрыдалась и за многие годы и даже десятилетия в первый раз почувствовала порыв обнять маму и утешить ее. Увы, я уже не могла и не смогу этого сделать - и мне придется жить с этим. Но я благодарю судьбу, что мне была дана возможность понять. Понимание – начало прощения. Тибетская пословица говорит: «Не осуждай никого прежде, чем пройдешь его путь в его сандалиях». Я ненадолго обула мамины детские сандальки, и желание осуждать ее ушло навсегда. Так я простила свою мать и помирилась с нею. За то еще я благодарю судьбу, что мне была дана возможность исправить порочную цепь и не передавать эстафету нелюбви дальше, своему ребенку.


Часто люди, несущие в себе большую обиду, отказываются даже думать о прощении своих обидчиков. «Как это, почему я должен его простить? Он сделал мне столько плохого, а я должен ему облегчить жизнь?» Поверьте мне, первый и главный человек, которому прощение облегчит жизнь – это вы сами. Когда вы простите, вам не придется больше нести на себе огромный тяжелый груз, придавливающий к земле и не дающий дышать полной грудью. Сбросьте его, и вы полетите. Это того стоит!


Примирение с матерью не вывело меня из моей тоски, но все же дало энергию для того, чтобы сделать хотя бы шаг к исцелению. К тому времени признаки депрессии стали уже совершенно очевидными. Нарушился сон: я стала просыпаться в 4-5 утра вне зависимости от того, во сколько легла. Утро начиналось с чувства иррационального страха перед любыми событиями. Любое дело казалось неподъемным, любая рутина – гнетущей. Ничто не доставляло радости, ни к чему не хотелось стремиться. Медики называют это состояние ангедонией – неспособностью испытывать удовольствие от жизни. Я поняла, что мне необходима настоящая помощь, и не помощь подружки или доморощенного коуча. Преодолев боль от воспоминания слов, сказанных моим другом в пылу ссоры, когда он называл меня сумасшедшей, я записалась на прием к психиатру-психотерапевту. Теперь-то я знаю, что мужество состоит не в том, чтобы отказываться от помощи, когда тебе плохо. Мужество часто бывает именно в том, чтобы попросить о помощи, не боясь показаться слабаком или больным.


В нашей стране квалификация «психотерапевт» присваивается только врачу-психиатру, прошедшему дополнительную подготовку по психотерапии. Мне достался доктор от Бога, хоть я и не сразу это поняла. Депрессия – это не хандра и не нытье: это нарушение биохимических процессов в головном мозге, вызванное, как правило, сильными и тяжелыми переживаниями (так называемая психогенная депрессия). Лечение депрессии состоит в том, чтобы исправить перекос в биохимии с помощью медикаментов, одновременно оказывая пациенту психотерапевтическую помощь для устранения тех деструктивных программ и жизненных установок, которые привели к переживаниям. Подходов к психотерапии существует множество. Мой "шринк" оказался «когнитивщиком» - приверженцем когнитивно-поведенческой концепции, в которой основная роль отдается сознанию пациента. Когнитивная психотерапия считает, что такое мощное устройство, как наш мозг, можно научить мыслить позитивно. Поначалу меня это расстроило: как же так, я пришла за волшебной таблеткой, а мне предлагают нудную и долгую работу. Но отступать было некуда. Первые несколько сессий я откровенно высиживала, с трудом подавляя зевоту от скуки. Мне, прочитавшей тонну литературы по саморазвитию, все истины, которые сжато повторял доктор, казались банальными и знакомыми. «Господи, - думала я, - ну что ты мне бухтишь про то, как космические корабли бороздят просторы Большого Театра? Полюбить себя, найти свой путь, простить обидчиков, изменить реальность… я все это знаю в теории. Но как это осуществить?» Меня раздражало, что мой визави все время, как мне казалось, растекался мыслью по древу, забывал то, на чем остановились в прошлый раз, и вообще, казалось, говорил о каких-то второстепенных вещах, а не о том, что беспокоило меня больше всего. Единственной техникой, которая сразу мне понравилась, стал эриксоновский гипноз. Нет, это не имеет ничего общего с суровыми магами, завораживающими одним взглядом. В эриксоновском гипнозе терапевт вводит пациента в состояние расслабления, легкий транс без потери контроля, и дальше предлагает пройти вместе какой-нибудь опыт. Мне эти сессии очень нравились, потому что мне не нужно было напрягаться самой, а только следовать подсказкам доктора. Это было безопасно и приятно.


Неожиданно, через три или четыре занятия, я почувствовала, что моя боль от расставания с другом перестала быть такой острой. Я ничего не забыла, но удивительным образом события отдалились от меня и поблекли. После этого через разные промежутки времени я стала обнаруживать, как один за одним, куски беспокоящих меня проблем стали отваливаться. Это было похоже на то, как отваливается окалина с кованого металла, обнажая блестящую поверхность. Ощущение было непривычным и радостным. Вскоре после начала терапии мне начали сниться удивительные сны, подобных которым я никогда не видела ни до того, ни после. Мне снились прекрасные замки с башнями, мостами и лестницами, окруженные горами. Мне снилась Москва, лежащая на дне морском, как Китеж-Град, и я гуляла по ней и любовалась великолепными радугами, проникающими сверху через мерцающую границу воды и воздуха. Я видела деревья, покрытые невообразимыми сверкающими узорами инея, в которых могла разглядеть каждый завиток и каждую снежинку. Мой мозг, измученный двухлетней чернотой, словно вырвавшись на свободу, стал создавать самые красивые и радостные образы, на которые только был способен.


Однажды, по прошествии уже трех или четырех месяцев, мне приснилось нечто совсем другое. Во сне я стояла на скалистом берегу моря и держала в руках керамический сосуд с крышкой. Внезапно я поняла, что этот сосуд – ни что иное, как погребальная урна, в которой находятся останки моего друга. Сон меня встревожил, и я рассказала о нем терапевту. Как ни странно, он увидел в этом сновидении хороший знак, говорящий о том, что я готова отпустить этого человека и стать свободной. Доктор предложил сделать на сюжетной основе сна эриксоновскую сессию, во время которой мне нужно будет похоронить образ моего друга – раз уж подсознание предложило мне такую ассоциацию. Я согласилась. Это был странный опыт. Я видела себя с погребальной урной в руках на кораблике, отплывающем от берега моря в ясный солнечный день. Я рассматривала рисунок на крышке сосуда, запоминая его, а потом открыла крышку и развеяла пепел над морем, как хоронят моряков. Я наблюдала, как пепел исчезает в пенной волне за кормой, как чайки кружатся над этим пенным следом, а потом бросила в эту пену саму урну. Слезы катились градом, как будто я на самом деле похоронила родного человека.. но в то же время я чувствовала, что эти переживания становятся все легче и легче, пока они не превратились в ощущение свободы и радости. У меня больше не было обиды, остались только приятные воспоминания о прошлом, не вызывавшие никаких тягостных мыслей. Я простила эту часть своей жизни и простилась с ней.


На волне радости и благодарности я чуть было не влюбилась в своего психотерапевта. Говорят, это часто случается с впечатлительными пациентками. Собственно, я именно влюбилась в него, но это стало своего рода частью работы. Наверное, мне было важно увериться в том, что за многие годы я могу заинтересоваться каким-то другим мужчиной – ведь еще пару месяцев назад это казалось абсолютно невозможным. Влюбленность прошла так же быстро и внезапно, как и началась, но она выполнила свою задачу. Мы с доктором завершили наши занятия, а его терапия удивительным образом продолжала работать и дальше. Процессы, которые мы совместными усилиями запустили, впоследствии уже шли сами по себе: мне оставалось только наблюдать их и принимать результаты. Таким же непостижимым образом, как и прежде, отвалился самый толстый и ржавый кусок окалины: в один прекрасный день я обнаружила, что перестала ненавидеть свое тело. Это было, пожалуй, самым удивительным результатом занятий. Я смотрела на себя в зеркало и видела вполне складную даму, приятную во всех отношениях. Дама по-прежнему была полной, но ее вид не вызывал никакого отторжения, а вовсе наоборот. Дама соглашалась с тем, что ее можно сделать еще более сногсшибательной, убрав кое-где лишнее, но это никак не умаляло ее привлекательности в настоящий момент. Мне даже захотелось ущипнуть себя, чтобы проверить, на самом ли деле это со мной происходит. новое восприятие самой себя не ушло ни назавтра, ни через неделю, ни через месяц. Оно было органичным и естественным, как будто по другому и быть не могло. Это новое состояние "село" на меня, как влитое, как платье, пошитое у хорошего портного. Пока еще мы (я говорю: мы, потому что мой доктор объяснил мне, как много субличностей составляют нашу личность, выполняя различные сценарии) – так вот, пока еще мы не договорились окончательно о том, каким способом совместными усилиями избавиться от излишков тела. Но это уже стало вполне обыденной и приятной задачей новой, совершенно замечательной моей жизни.

В этой новой жизни мне нужно простить еще одного человека: саму себя. За долгие годы нелюбви к себе и за то, что потратила столько времени на страдания вместо того, чтобы жить и радоваться. Непросто, но я верю, что все получится.

Эпилог

Я по-прежнему люблю ездить в прекрасную страну, окруженную Средиземным морем. Там живут веселые доброжелательные люди, умеющие петь очень красивые мелодичные песни. Один человек из них – мой большой друг. Мы знакомы давно, очень давно, еще с другой жизни. У каждого из нас своя дорога - они никогда не сойдутся в одну, но время от времени пересекаются. Это не пылкая влюбленность, но крепкая теплая дружба. И, надо сказать, он ей дорожит и скучает, когда нам долго не удается поболтать в скайпе. Я знаю многих из его родственников, соседей и друзей. Когда я останавливаюсь у него в гостях, то готовлю русскую еду, а мой друг учит меня своей кухне, и у меня неплохо получается! Провожая меня в аэропорту, он спрашивает, когда я приеду в следующий раз. А кто ж меня знает, тут уж как получится. Мы с ним одновременно очень разные и во многом похожие - наверное, поэтому мы и дружим. Мы знаем друг друга уже так хорошо, что можем не держать секретов. Правда, я никогда не рассказываю историю о том, как однажды навсегда прощалась с ним на палубе кораблика, уходящего в синее море, глядя на волну за кормой и всхлипывая в унисон с криками чаек. В конце концов, должны же быть у девушек свои маленькие тайны.

Февраль 2013