Lucas (лат.) - сияющий, несущий свет
В один из тех дней раннего сентября, которые приходят в Москву внезапным и странным образом, когда очередное лето в один миг превращается всего лишь в воспоминание, Анна шла под дождем. Подошвы её туфель, касаясь мокрого тротуара, оставляли следы – сухие пятнышки, мгновенно растворявшиеся в тусклой серости и сырости асфальта. Она не была печальна или обижена, но было что-то невыносимо скучное в обыденности этого дождя и этого города, что-то, что заставляло опускаться её плечи; да и вокруг всё казалось таким же унылым и опустившим плечи – дома, деревья, машины. Странным цветным пятном на этом фоне горел яркий пластиковый пакет в руке девушки. В нем были коробка с красками, кисти и холст, купленные только что в магазинчике за углом. Живопись была страстью Анны, её способом убежать от одиночества и меланхолии. Она шла под дождём, предвкушая чудесный запах свежей масляной краски и стараясь не обращать внимания на капли прохладной воды, стекавшие с челки на лицо.
--Ты плачешь, дорогая? - раздался голос. Он принадлежал пожилой женщине, сидевшей на лавочке под навесом автобусной остановки. Старушка в белом платке держала на коленях солнце.
-- Плачу? Да нет, что вы! Это просто дождь, - сказала Анна, подойдя поближе. Солнце на коленях женщины оказалось большой корзиной подсолнухов - наверное, с дачи.
-- Ах, дождь…конечно. Но в нем ли одном дело? Похоже, тебе не только сегодня не хватает света в жизни – а я могу рассказать, как найти его.
-- Спасибо, бабушка, но я уже выросла из того возраста, когда верят в сказки. Я, пожалуй, пойду, – сказала Анна, и уже повернулась, чтобы уйти, хотя и чувствовала в глубине души, что слова женщины были правдой.
-- Ты сама знаешь, что это правда! - эхом к ее мыслям произнесла старушка. - Погоди… Вот, возьми,- и она протянула к Анне руку. На темной морщинистой ладони, как раз между линиями сердца и ума, лежали два семечка, на вид похожие на семена подсолнечника, только одно было белое, как будто не вызревшее, - а другое, как и положено, черное. Старая женщина продолжала:
-- Дело в том, что у каждого человека в этом мире есть Тот-Кто-Приносит-Свет. Да только люди обычно слишком озабочены своими делами, чтобы замечать что-то вокруг. Грустно, конечно, но не всё потеряно. Посмотри на эти семечки – они выглядят совершенно обычными, но они не простые. Если ты проглотишь белое семечко, то душа твоя станет, как подсолнух. Она научится поворачиваться к источнику света подобно тому, как настоящий подсолнух поворачивает свою головку к солнцу. Прежде, чем ты встретишь Того-Кто-Приносит-Свет, тебе следует понять, что глаза вряд ли помогут узнать его, потому он выглядит не более особенным, чем все остальные. Только твое сердце в силах разглядеть его.
-- Ну, а зачем второе семечко? - Анна уже не сомневалась в том, что старушка выжила из ума, но естественное и ехидное любопытство заставило её задать этот вопрос.
-- Понимаешь… в поисках Того-Кто-Приносит-Свет тебе могут выпасть разные испытания. Иногда может показаться, что ты нашла его, но свет становится настолько ярким, что обжигает и причиняет боль. Нужно идти дальше, чтобы достигнуть цели. Если боль покажется невыносимой, просто проглоти черное семечко, и всё вернётся на круги своя – боль уйдет, но ты попадешь туда, откуда начала путь, на это самое место. Выбор за тобой! Ох, вот и мой автобус, да и дождь, гляди, кончился, - с этими словами бабушка поднялась со скамейки, подхватила свою солнечную корзинку и направилась к автобусу. -- И вот что, милая, запомни на всякий случай три вещи. Не упускай возможности благодарить за все, что имеешь - ведь это очень много. Не упускай возможности говорить о том, что чувствуешь – ведь люди могут об этом не догадываться. И, будь совершенно уверена – чудеса случаются. Мы просто забыли, как это бывает, но ведь иногда даже на снегу вырастают цветы.
Двери автобуса закрылись, и он укатил прочь, оставив опешившую Анну одну под дождем, с двумя зажатыми в кулаке волшебными семечками. Она даже не заметила, как машинально взяла белое семечко и проглотила его. Но ничего особенного не произошло ни в тот миг, ни через день, ни через неделю, и скоро вся эта история почти забылась.
Дни становились всё короче и короче в нескончаемой борьбе с ночами, и уже миновали тот рубеж, когда сумерки начали побеждать. Анна любила рисовать по вечерам, когда все в доме засыпали, хотя рисовать при дневном свете было бы намного удобнее. Чем отвратительнее была погода за окном, тем ярче становились её картины, наверное, благодаря глубоко засевшему в ней природному духу противоречия. В один из таких темных вечеров Анна сидела перед мольбертом, почти готовая начать новую работу. Она никогда не знала заранее, что, собственно, она собиралась написать, как будто картины появлялись из ниоткуда помимо её воли. Нужно было лишь коснуться холста кистью, как волшебной палочкой, и белая поверхность начинала меняться. Итак, Анна взяла кисть… Сначала появились небо, море и желтый песчаный берег, окаймлявший восхитительный залив, затем опрятные белые домики под черепичными крышами цвета имбиря и моркови и лодки на песке, перевернутые вверх днищем в ожидании рыбаков. Живые изгороди пестрели цветами, а там, вдалеке, прекрасный город взбирался на склон синеватой горы и лениво распластывался вокруг залива, плавясь под южным солнцем. Столики прибрежной таверны прятались под зонтиками, и маленькая черная кудрявая собака играла на траве косточкой. Оставалось добавить совсем немного - может быть, звуки песни на незнакомом языке, дымок от жарящейся рыбы, запах цветов и чуть больше солнечного света, чтобы все засверкало…
-- Прекрасно, мне нравится! - произнес приятный мужской голос прямо у Анны над ухом так, что она вздрогнула от неожиданности. Ну, по правде говоря, она могла бы поклясться, что голос прозвучал прямо в её голове, если бы не знала, что такое обычно ничего хорошего не предвещает обладателю головы.
-- Кто это говорит?- удивилась Анна.
-- Это я, - сказал голос,- Я здесь живу.
-- Где это – здесь? - Анна совершенно растерялась.
-- Здесь, в городе, который ты только что нарисовала. Вон там, за заливом.
-- А почему же тогда я тебя не вижу? - спросила Анна.
-- Ха-ха-ха, это же так просто. Ведь меня-то ты как раз и не нарисовала ещё, - сказал призрачный незнакомец и рассмеялся удивительно добродушным смехом. В тот же самый момент Анна почувствовала странное тепло в груди, словно невидимый цветок распустился в её душе.
-- А имя у тебя есть? - она отчаянно пыталась понять, что же с ней происходит.
-- Конечно, есть. Приносящий Свет. Тебе нравится?
Анна подумала, что ослышалась, но вслух произнесла:
-- Ты не шутишь?
-- Шучу, конечно, - снова рассмеялся голос, - просто меня зовут Лукас. Вообще-то я совершенно обычный человек. Да ты в этом убедишься сама, когда нарисуешь меня. Если, конечно, захочешь меня рисовать.
Заинтригованная, Анна начала работу. Это оказалось не так просто, как можно было бы подумать вначале, – ну, в самом деле, как вы напишете портрет человека, не имея ничего, кроме его голоса? Поэтому с того дня Анна встречалась со своим новым знакомым довольно часто, и при каждой встрече он помогал ей добавлять что-то новое к его облику. День ото дня его образ становился все реальнее, и чем реальнее – тем острее были её чувства к нему. С ним было так хорошо и спокойно, словно они знали друг друга много лет, и в то же время оказалось так восхитительно всякий раз открывать его заново, как неизведанную землю, читать его, как захватывающую книгу, наслаждаться им как хорошим вином. Каждый раз, когда Анна говорила с ним, сердце её наполнялось светом, и ей казалось, что она стала понимать значение слов той старушки с подсолнухами. Тем временем, зима пришла и ушла, и дни снова стали удлиняться. Долго ли, коротко - но однажды Анна отважилась произнести:
-- Я хочу коснуться тебя. Мне так это нужно…
-- Непременно, - отозвался незнакомец, - и мне тоже… но мы должны дождаться подходящего момента.
И вот, в день летнего солнцестояния, Анна вдруг поняла, что подходящий момент наступил. «Будь уверена: чудеса случаются», - повторила она слова старой женщины, зажмурилась и решительно сделала шаг вперед, прямо туда, где находился холст. Её нога тут же утонула в теплом песке, и Анна наверняка бы упала, если бы сильная рука не подхватила ее под локоть. Она открыла глаза. Незнакомец стоял прямо перед ней, такой, каким она его нарисовала, и в то же время совсем не такой. Он был большой, можно даже сказать - полный, улыбчивый, с сияющими глазами. Это были определенно самые чудесные глаза во всем мире.
-- А вот и я, - сказал он просто, - как насчет чашечки кофе?
Они пили кофе и разговаривали обо всем на свете, сидя под зонтиком за столиком прибрежной таверны, кормили бутербродами кудрявую черную собаку, смотрели на море, на песчаный пляж, на домики с красно-оранжевыми крышами и милые цветочные изгороди, на лодки, ожидающие рыбаков, и на чудесный город, взбирающийся по склону горы там, за заливом. Лукас держал руку Анны в своих широких и тёплых ладонях, в то время как она смотрела на него, стараясь запечатлеть в памяти каждое мгновение, проведенное вместе. А потом они оставались вдвоём в маленьком домике с желтыми стенами и темно-синими занавесками, и Анне казалось, что свет, который принес Лукас, был в тысячу раз богаче и прекраснее солнечного света, пробивавшегося из окна сквозь синюю ткань. Это было мягкое мерцание свечи в начале, когда он смотрел в её глаза; переливающиеся отблески радуги, когда его пальцы едва касались её кожи; свет разгорался в пламя, когда их губы встречались и соединялись в отчаянной попытке выпить желание друг друга до дна… Свет проникал в её тело и наполнял его изнутри, подобно свечению факела, заполняющему глубокую пещеру; заливал её всю с ног до головы, когда он обладал ею в безграничной близости; и превращался в ослепительную, почти непереносимую вспышку мощной молнии, взрывался подобно вулкану, извергающему раскалённые потоки лавы. Анна купалась в этом свете, наслаждалась, дышала им, впускала его в самое сердце в надежде не потерять ни одной искорки. Лишь одно волновало её – как отдать ему хотя бы малую часть того счастья, что отдавал ей он. «Ты мой свет… моя любовь…моя жизнь», – говорила ему Анна, и каждый раз он лишь целовал её и обнимал, улыбаясь своей неповторимой, одновременно нежной и лукавой улыбкой, от которой на её лице и волосах играли солнечные зайчики.
Так продолжалось какое-то время, и вот, в один из дней, гуляя по берегу, они оказались на том самом месте, где Анна впервые увидела Лукаса. Вдруг он произнес:
-- Знаешь, тебе нельзя здесь оставаться навсегда. Ты не можешь покинуть свой мир. Тебе пора возвращаться.
-- Я знаю. Но… я не хочу потерять твой свет,- сказала Анна.
-- Ты не потеряешь его, он всегда будет с тобой, - отозвался Лукас, - Просто думай обо мне.
Не в силах выдержать долгое прощание, Анна поцеловала его, сделала шаг назад и очутилась снова в своей московской квартире. Ничего не изменилось там, лишь с её туфель на пол упало несколько золотистых песчинок. Анна взглянула на свою картину, где знакомый силуэт удалялся вдоль желтого берега, и острое чувство потери пронзило её.
Снова прошло много дней, кончилось лето, ещё одна осень ушла, и ещё одна зима приблизилась к середине. Все это время Анна пыталась научиться жить без Того-Кто-Приносит-Свет. Лукас продолжал приходить на их любимое место, как и раньше, и, случалось, они говорили часами. Но, как и раньше, она не могла ни прикоснуться к нему, ни могла даже взглянуть в его глаза. И всё же никого в мире не было у Анны ближе, чем он в эти минуты. Её друг был прав - свет не исчез. Но Анна открыла для себя в этом одну грустную и странную вещь, которая опровергала законы природы. Получалось, что свет не обжигал и не причинял боли, пока он был близко, но чем больше он удалялся, тем горячее становился он и тем больнее ранил. В один из дней, когда было особенно грустно, Анна задумала начать новую картину, просто, чтобы отвлечься. Она достала краски («Пора бы купить новые, - подумала она, - эти почти на исходе»), и вдруг коробка выскользнула из её пальцев, и разноцветные тюбики рассыпались по полу. Анна стала собирать их, и вдруг обратила внимание на что-то маленькое и тёмное, прилипшее к картонному дну. Она вгляделась и узнала черное семечко, второе из тех, что дала женщина с подсолнухами. «Если боль покажется невыносимой…» - вспомнилось Анне. «Да. Вот оно, решение. Я съем это чертово семечко, и пусть всё уходит», - с этой мыслью она поднесла семечко к губам. Она была уже готова проглотить его, но вдруг зачем-то обернулась, и её взгляд упал на картину. Берег казался пустынным. "Как странно - ведь я сама все это нарисовала... я создала целый мир, неужели же в своем мире я не могу сделать так, чтобы мне не было больно? Почему я думаю только о том, чего у меня нет, не замечая, как много я уже имею?" Внезапно совсем новые чувства переполнили ее, нахлынули, подобно водопаду; поток света подхватил её и понёс, затягивая в мерцающий водоворот… "Так вот кто на самом деле приносит свет!" Резким движением Анна распахнула створку окна, размахнулась и забросила семечко, насколько хватило сил, куда-то в темноту и снег. «Все в порядке, я справлюсь!», - сказала она себе. Потом закрыла окно, легла на кровать и впервые за много дней уснула безмятежным сном, свернувшись и натянув одело на голову.
На следующее утро Анна проснулась поздно, было уже совсем светло, а в окно ярко светило солнце. Она подошла к окну, кутаясь в шаль. К ее удивлению то, что показалось солнцем, было цветком огромного подсолнуха. Он взялся из ниоткуда, словно вырос прямо на снегу за эту ночь. То ли бабушка что-то перепутала насчёт второго семечка; то ли всё так и было задумано с самого начала, – кто скажет наверняка? А возможно, это и было тем самым испытанием, про которое упомянула старушка?
Анна долго стояла, уставившись в окно, и не могла оторвать взгляд от волшебного цветка, пока его очертания не стали расплываться у неё перед глазами. «Почему я плачу?» - мелькнула мысль... а в следующее мгновение Анна поняла, что это был просто дождь. Его капли сбегали вниз по стеклу, сливаясь в маленькие ручейки и превращая городской пейзаж за окном, в расплывчатую туманную акварель. Это был всего лишь дождь, проливной дождь в январской Москве. Рождество выдалось теплым в этом году.
Lucas (лат.) - сияющий, несущий свет
.Замечательный конец.
