Развелся я как-то с женой.

Развелся я как-то с женой. Ну развелся и развелся. С работы приходишь – мозг не сверлит никто, пивка взял, в интернет вылез – лепота. Месяц проходит, другой, вроде бы и хорошо все, а вот чего-то не хватает. На третий месяц понял я, что не хватает моей душе женского общества, да и не только душе, хотя, если разобраться – душа здесь вообще ни причем. Короче захотелось мне секасу не по детски. И так захотелось, что ни порнуха любимая не помогает, ни сайты.
Звоню другу: Пойдем, говорю, в клуб, что ли сходим, отдохнем. Ну и пошли. В клубе музыка гремит, стробоскопы мелькают, девчонки пляшут. Заприметил одну, симпатичная брюнетка, худенькая, но c сиськами, зачет по-любому. Подкатил-познакомился, Наташкой зовут, романтика сразу врубаю:

- Ах, какое имя замечательное, прям как у Натальи Гончаровой.

- А кто это? - спрашивает.

“Да уж, - думаю, - экземпляр интеллектом и эрудицией не обременен, ну хоть к туалету надеюсь приучен”

- Ну это же Пушкина супруга, про которую он еще писал: Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты, как мимолетное виденье, как гений чистой красоты. Вот если бы он не придумал этих строчек раньше, я бы сейчас глядя на вас, их бы написал.

- Ой, да ладно, - смеется и рукой машет, а по лицу видно – довольная.

Ну слово за слово, коктейль за коктейлем, танец за танцем, а сидим мы уже с ней на диванчике, целуемся, за сиську трогаю ее потихоньку, хорошая такая сиська, упругая. Давно понял – при хороших сиськах интеллектуальные недостатки как-то и не замечаются вовсе.

- Поехали, - говорю, - ко мне, я тут недалеко живу.

- Ой, нет-нет, поздно уже, домой пора, родители заругают.

- Ну давай тогда завтра в гости приходи.

- А чего делать будем?

“Чего-чего, - думаю, - о колебаниях на фондовой бирже разговаривать будем”

- Устроим романтический вечер, - говорю, - вино, свечи, легкая музыка, поговорим, узнаем друг друга получше. Приготовлю чего-нибудь, знаешь какой я повар? Пальчики оближешь. “И не только пальчики, - злорадно про себя усмехаюсь”

- Ну давай, - говорит, - созвонимся завтра.

Обменялись телефонами и уехала.


Продолжение...

Звонит на следующий день, щебечет:

- Лешка привет, узнал?


- Наташенька, ну конечно же узнал, как же я могу забыть такой чудный ангельский голосочек, - “чё тут не узнать, - думаю, - определитель же на мобиле”.

- Ну я сегодня вечером свободна, часиков в восемь могу заехать.

- Очень жду мадемуазель, - говорю.

И бегом квартиру драить, благо выходной, вылизал всю, даже в туалете освежителем побрызгал. Поехал в супермаркет, взял вина, оливок, сыру, свечек, спагетти и прочей атрибутики романтического вечера. В очереди на кассу стою, девочка за мной встает и смотрит на меня так пристально, а я рожу отворачиваю, мало ли кто это, вдруг из банка про кредит просроченный напомнить хочет, или, еще хуже, как завопит на весь зал, так вот ты где мерзавец, а ребенок у тебя уже в первый класс пошел, папку все спрашивает.

- Леша, Емельянов, ты?

Присмотрелся я, а это же одноклассница моя, Маринка, я еще в десятом влюблен в нее был. Красивая такая, прям не изменилась почти и улыбается так задорно.

- Ага, я, - говорю, - привет Маринка, сколько лет, сколько зим. Как дела-то?

- Ой, да у меня нормально, - и понеслось: бла-бла-бла, бла-бла-бла, кроме того, что развелась, и не запомнил ничего.

- А ты приходи на встречу одноклассников, через две недели, давай я тебе позвоню, скажу, где и во сколько.

- Конечно приду, - а у самого уже фантазия играет как я ее соблазнять буду.

Тут очередь моя подходит, я барахло все на кассу выгружаю, а Маринка смотрит и спрашивает с ехидцей легкой:

- Что, романтический ужин намечается?

А я на автомате:

- Ага, - и две пачки презервативов с лоточка около кассы беру. И понимаю тут по вытянувшемуся Маринкиному лицу, что на вечер встреч не позовут меня еще лет десять как минимум. Для пущего эффекта можно еще голосом Бивиса сказать: Ыыыы, сегодня мне точно дадут.

Сгреб покупки в пакет, буркнул пока и бегом из магазина. “Ладно, - думаю, - по статистике на десять девчонок девять ребят приходится“

Дома макароны с соусом приготовил, сыр нарезал, оливки открыл, свечи зажег, вино, за неимением ведерка со льдом, засунул в кастрюлю с холодной водой, фужеры достал, жду. В восемь пятнадцать звонок в дверь. Наташка пожаловала.

- Привет, - говорит, - я ненадолго совсем.

- Жаль, - говорю, и рожу грустную делаю, а сам смотрю: в пакете щетка зубная просвечивает и дребедень всякая косметическая, хорошо хоть рюкзак с вещами не притащила и родителей знакомиться.

За стол сели, вино разлил, речь романтическую задвинул, и ну только чокаться, тут звонок в дверь. А я вроде и не ждал никого. К двери подхожу, в глазок заглядываю, а там капец просто: стоит незнакомый детина, размерами с двух молодых Шварцнеггеров, с перекошенным лицом и в руках биту бейсбольную сжимает. Я аж опешил, живу спокойно, криминалом не занимаюсь, денег не должен никому кроме банка одного, да и то немного, соседей не заливаю, а тут такое. Стою, молчу, думаю: позвонит чуть-чуть и уйдет. А этот прямой потомок неандертальцев не уходит, трезвонит вовсю. Тут Наташка к двери подбегает, в глазок глянула и обмерла вся:

- Капец нам, - шепчет, - муж меня выследил.

- Ты чо дура не сказала что замужем? – шепчу я ей.

- Можно подумать, ты жениться на мне собрался, - шепчет в ответ и опять в глазок смотрит как приклеенная.

“Да знал бы что за таким Шреком замужем, - думаю, - обходил бы за пять кварталов”

- Ну может позвонит да и уйдет, - шепчу.

- Не уйдет, я его знаю, упертый, - в ответ.

Стою я в полном ауте, смотрю на Наташку, а та к глазку нагнулась, юбочка коротенькая, чулочки в сеточку, и неожиданно чувствую, что возбуждаюсь просто капитально. Ну, я, недолго думая, за задницу ее хвать и глажу. Молчит. Я юбку задираю, ширинку расстегиваю и пристраиваюсь по быстренькому. Тут опомнилась:

- Ты что ж это делаешь?

- Тихо, - говорю, - муж услышит, - а сам продолжаю.

А муж как почуял и давай толи ногами, толи рогами в дверь колотить со всей дури и орать еще:

- Открывай, поубиваю всех на...

“Ну все, - думаю, - сейчас соседи ментов вызовут, придется дверь открыть и, если не сегодня, так завтра подкараулит и точно прибьет ” И тут снизошло на меня озарение, вспомнил я, как в школьном театре играл, прям на первых ролях всегда был. Мне еще руководительница, училка наша по литературе, ласково так говорила: «Иди Лешка в актеры, не губи талант». Да не послушал я Оль Сергевну, сгубил на корню. А как приперло, сразу талант воскресил, и, не прерывая секасу, шамкаю конкретным старушечьим голосом:

- Ой, милок, да что ж ты в дверь-то ломишься, совсем бабку старую перепугал.

За дверью тишина, Потом голос недоумевающий:

- Эй бабка, а ты что ли здесь живешь?

- А где ж я милай-то живу? Здесь конечно, - а сам продолжаю Наташку охаживать, руки под блузкой гуляют, как казаки в чистом поле, эх хорошие же у нее сиськи все-таки, большие, упругие.

- Слышь бабка, а ты одна живешь? Или с кем-то?

- Одна я, внучек, совсем одна, разъехались все, позабыли старую, тока на праздники иногда забегают, а что ж ты стучишься-то ко мне? Небось ограбить удумал, так нет же у меня ничего, бедная я совсем, с пенсии на пенсию, кошка только есть, отрада моя на старости, - хотел еще мяукнуть для пущего эффекту, но удержался.

- Да тут, понимаешь, бабуль, ситуация какая, - а сам, слышно, поверил, даже нотки виноватые в голосе появились, - жена у меня загуляла, говорит, я мол к сестре поехала, а сама к хахелю намылилась, я ж хорошо ее стерву знаю, вижу когда врет, ну и выследил я ее, в этот подъезд зашла, а потом смотрю в окнах как раз здесь свет загорелся, ну я и давай стучать.

- Ой внучек, да это я наверно на кухню ходила, водички попить, да и свет-то зажгла, так тебе ж наоборот надо было смотреть где свет погас, если к хахалю женка собралась, - а у самого уж дыхание сбивается, хорошо мне, да и Наташке тоже, подмахивает вовсю и хихикает чуть слышно.

- А ты ведь права бабуль, что-то я сразу не сообразил, ты уж извини меня дурака, тут дело такое, совсем голову потерял, - все, готов клиент, уносите, пока не решил обет постоянного перевода через дорогу на себя взять, во искупление вины.

- Да ладно внучек, нешто я не понимаю, у меня муж был, царствие ему небесное, строгий, сурьезный, а уж ревнивый какой, бывало с покоса поздно придешь, так смотрит из под бровей, где была, спрашивает, а я ведь ему ни разу ни с кем, воспитана так была, не то что современная молодежь, совсем поиспортилась, - и все ведь удачно складывается, еще немного и отправлю я этого гоблина страдать муками раскаяния, что потревожил божий одуванчик, а тут вдруг Наташка как застонет.

- Тихо ты, - шепчу, - спалимся же нахрен, - и рот ей рукой зажимаю.

- Эй бабка? – голос из-за двери испуганный, - ты чего там? Плохо что ли?

- Ой, внучек, сердечко что-то прихватило, испужал ты меня, - и голос как раз прерывается очень удачно.

- Эй, ты там не вздумай, а то помрешь еще, я ж в жизни себе не прощу, открывай дверь, я хоть водички подам, до кровати доведу или скорую мож вызвать?

“Ага, - думаю, - открою дверь – точно помру. От сорока пяти ударов битой по голове”

- Ничо, ничо, миленький, я сейчас валокордина приму, все хорошо будет и скорую не надо, а дверь я боюсь открывать, ты уж извини, старая я совсем, вот уже лучше мне становиться, - и не соврал ведь почти, все лучше и лучше становиться.

- Слушай, баб, а мож к кому еще моя жена пойти могла у вас, кто-нибудь тут живет один, или у кого жена может уехала, - надо же, дедукция у Шрека заработала в стрессовой ситуации. “Ну, - думаю, - Колян, соседушка мой с пятого, зря ты мне стольник третий месяц не отдаешь”

- Ой, внучек, - шамкаю, - живет тут на пятом этаже парень один, Коля зовут, прямо подо мной, кобель такой, прости господи, девок водит постоянно, пьянки-гулянки до утра. А уж в последнее время повадился, тьфу ты срамота, мне Зинка, соседка его рассказывала, девку домой зовет, а там с друзьями, и эту, как ее, групповушку устраивают, ну все вместе развратом занимаются, совсем оскотинился.

- Что? Групповушку? - из-за двери чисто рык раненного в яйца самца раздался, - Я щас устрою им групповушку, - и грохот по лестнице, и вовремя надо сказать, тут то на меня оргазмические волны и нахлынули, и не на меня одного, Наташка аж руку мне прокусила. Отдышался несколько секунд и бегом на балкон, давай к соседу долбиться. Вылез тот:

- Что такое? – спрашивает.

Я ему:

- Так мол и так, Григорьич, выручай, - тот ржет.

Я:

- Да чё ты ржешь? Спасай, а то завтра будешь по дому ходить, денег на венок собирать “От соседей” и ленточку “Прости меня Леша засранца”

- Ладно, - говорит, - тащи сюда свою кралю Казанова.

Я за Наташкой, хватаю ее с вещами в охапку и на балкон тащу:

- Перелазь давай, из другого подъезда выйдешь и бегом к сестре, - та упирается:

- Ты что, тут восьмой этаж, разобьюсь же.

- Да не разобьешься, я тебя держать буду, давай бегом, мужу потом от сестры позвонишь, типа как ты милый, я скучаю, авось обойдется все.

Переправил я ее к соседу, пакет с вещами отдал, а она ко мне поворачивается и говорит с уважением:

- А ты ваще мужик реальный, у меня такого никогда не было, давай увидимся еще.

- Да тут понимаешь Наташ, - говорю, - не могу я семью разбивать, совесть замучает, не судьба видимо нам, - и изображаю как будто разревусь прям, а сам думаю: “На фиг, пока не разведешься, даже во сне не приходи” Поцеловал и в комнату.

На кухню зашел: вино с фужеров в пивную кружку вылил, долил еще из бутылки, еду всю на одну тарелку сгреб, за комп уселся, в инет вылез и думаю: “Жизнь-то оказывается чертовски приятная штука”